ДАзайнеры - [50]

Мне не хочется выходить за пределы старого города. Там начинается совсем другая реальность. Казалось бы: что особенного – старые каменные дома, но дух совсем другой, да и люди другие. Живешь тут как в маленькой крепости, прячешься от обыденного мира, такого прозаичного и повседневного. Иногда высунешь нос наружу – и скорее обратно.

Так говорил Заратустра, 1999. Бумага, тушь

Приложение 4. О недревних греках

Греки спят большую часть своей жизни, потому что очень жарко. Если кто-то захочет захватить Грецию, можно просто ввести войска во время сиесты, до ночи все равно никто не проснется. Они напиваются своего мелкодисперсного греческого кофе и ложатся спать. Греция – страна тотального курения: курят все, везде и всегда. Женщины – полные, крашеные под блондинок, тоже курят. Не курят, пожалуй, только дети до определенного возраста, потому что старики и старушки тоже курят. Здесь патриархальный уклад жизни и культ стариков. Большие греческие семьи по вечерам заполняют таверны, заказывают огромные блюда с морепродуктами и рыбой, креветки тут просто отменные.

Блюдо на одного человека брать не принято, да их таких и нет, поскольку все порции рассчитаны на всю семью. Сразу на столе хлеб, желтый с кунжутом из твердой пшеницы с жесткой корочкой и теплой мякотью, и запотевший кувшин с водой из источника с большими кусками льда. Галдеж, крики, официанты никуда не торопятся. Возможно, кто-то из них слышал о древнем театре в Эпидавре, построенном в эпоху эллинизма, всего-то в семидесяти км отсюда, или о Микенах и Тиринфе, где в архаических акрополях зародилась европейская цивилизация, – сказать теперь сложно!

Приложение 5. Миниатюры и рассказы, написанные Кочубеем в разные годы

Асырк

Было темно. Перед глазами мелькали золотистые мушки. Все расплывалось. По телу гуляло веселое чувство Свободы. Ею пахло в сыром воздухе сарая. Солнце пыталось раздвинуть гнилые доски. Я нырнул в прохладный угол и вытянулся. Как хорошо было Ею дышать. Она прыгала вокруг меня и старалась выкинуть что-нибудь этакое, в каком-то дурацком колпаке с бубенчиками, который мне очень нравился.

Вдруг мне показалось, что на меня кто-то смотрит. Я чувствовал чей-то пристальный немигающий взгляд. Я огляделся – никого. И тут – глаза на полу… Прямо передо мной сидела большая крыса. Меня передернуло. Я приподнялся, крыса двинулась на меня. Я стал нащупывать рукой что-нибудь тяжелое. Кусок какой-то железяки пришелся кстати. Я ударил им крысу. Она припала к земле, но через несколько секунд зашевелилась и стала снова надвигаться. Меня наполнило что-то отвратительное, наверное, страх. Крыса продолжала двигаться. Я стал в отчаянии колотить крысу железякой. Она сильно ослабла, но продолжала наступать. Я задыхался от бессилия, я чуть не плакал. Она, с переломанными костями, уставилась на меня и не давала уйти. Не было ни капли крови. Что-то рванулось у меня внутри, я перепрыгнул через крысу, выбежал из сарая, схватил кирпич и швырнул им в крысу. Она больше не двигалась.

Я запыхался от бега. На лбу выступили капельки пота. Мама испугалась, когда я сказал, что трогал крысу рукой. По-моему, я забыл свой колпак с бубенчиками там, в сарае, нужно вернуться за ним – только бы не наступить на крысу.

Химик

В тот вечер я сидел у себя в лаборатории. Звезды начинали исчезать с мутного неба. Это снова напомнило мне реакцию получения берлинской лазури. Ко мне вернулось старое ощущение беспомощности перед этой серой массой. Я устал бороться. Она стала моим врагом. Я ненавидел ее. Она бурлила, и золотистый осадок не подавал никаких признаков изменения. Вдруг мои воспаленные глаза заметили, как дно колбы осветилось зеленым светом. Кристаллы флуоресцировали. Странно, что эта минута, ожидание которой сделало меня стариком, казалась теперь завершением естественной реакции окислительной конденсации, протекающей по банальным законам химии. Резкий запах ударил мне в нос.

Я очнулся, когда комнаты уже не существовало. Серо-желтый дым заполнял пространство. Передо мною лежала она. Та, что сделала меня безумцем. Она была у моих ног, готовая выполнить любое желание. Черная, холодная и пугающая вселенная встречала нового господина. Она ждала, жалобно поблескивая метеорами.

Мое дыхание участилось. Пронзительный крик унесся в черную дыру. Боль волной окатила меня, оставляя за собой пустоту. Я представил лицо отца, его грубые ладони и теплую силу, которую я всегда чувствовал в них. Все заныло внутри.

Чья-то рука легла мне на плечо. Я повернулся и уткнулся ему в грудь. «Ну вот и ты», – подумал я, захлебываясь соленым теплым потоком нахлынувшего счастья.

Старуха и собака

В квартире было полно народу. Какие-то люди сидели на полу, ели, крошили на ковер кулинарные изделия и громко разговаривали. Царило вполне естественное оживление. Воздух уже был порядком сперт, когда в дверь постучали. На пороге стояла старуха удивительно неприятного вида. Непонятно, что именно вызывало к ней отвращение. Она выглядела обыкновенно, только была очень маленького роста, такого, что приходилось нагибаться, чтобы поговорить с ней – это причиняло некоторые неудобства. Старуха попыталась протиснуться в квартиру. Она напирала всем своим маленьким тельцем, как будто это было ее законное право. А это была вовсе не ее собственность, и права она никакого не имела приходить сюда. Господи, до чего мерзкие бывают эти старухи. Пыхтят, лезут. Странное какое-то чувство стало подниматься изнутри, чуть ли не ненависть. Пришлось схватить старуху за шиворот и поволочь по лестнице. Она оказалась легкой, кряхтела и дрыгала ногами до самого выхода. Вдруг мимо пронеслось что-то черное и большое. Ух ты, какой пес! Блестящий, сильный, огромный дог. Какие точные, плавные движения! Но, похоже, он растерялся – мечется от квартиры к квартире. Пойдем, друг, тебе все равно некуда идти. Можешь остаться. Хорошо, что все уже разошлись.