Дай оглянуться… Письма 1908 — 1930 - [3]

Стихи и публицистика Эренбурга 1915–1917 годов — это плач по бессмысленно убитым во всех воюющих странах; отражение кошмара, абсурда бытия. Эренбург все более задумывается над механизмом всемирной бойни, понимает его кухню и вместе с тем продолжает мечтать о высокой, жертвенной роли России в мире, залитом кровью.

Февраль 1917 года приветствовали парижские политэмигранты, отлученные, как Эренбург, от родины; но его приветствовала и вся Россия (в защиту монархии всерьез не выступил никто).

В июле 1917 года Илье Эренбургу удалось вернуться на родину. Неожиданно для себя он застал там страшную смуту и раздрай, поднявшие неграмотные низы к активному участию в событиях. В июле-октябре 1917 года Эренбург пересек страну с севера на юг и обратно — картина была столь ужасающей, что захотелось сохранить в сердце иной, прежний образ родины и показалось, что это достижимо единственным способом: немедленным бегством. Однако друг эмигрантских лет Борис Савинков, ставший летом 1917 года военным министром, убедил Эренбурга: не все погибло, демократию нужно и можно спасти. Решался вопрос об отправлении писателя на фронт комиссаром Временного правительства, но грянул октябрьский переворот, это правительство отменивший. Против большевистской акции Эренбург выступил недвусмысленно, публично и яростно. Вплоть до закрытия летом 1918 года последних небольшевистских изданий, не заботясь о дипломатии, он публикует свои острые филиппики, адресованные узурпаторам (временным, как многим тогда казалось) и их прихлебателям.

Осенью 1918 года большевики арестовывают Эренбурга, но ему удается бежать. Так он оказывается в Киеве, где за год сменилось четыре режима, и при каждом казалось, что предыдущий был лучше. Это и немцы, которых автор антивоенных статей в столичных газетах имел основания опасаться, и опереточный Петлюра, и красные, чей режим терпеть Эренбургу становилось все труднее, и, наконец, белые. Приход белых показался восстановлением того желанного демократического (не монархического и не большевистского) пути, с которого Россию столкнули осенью 1917 года. Именно отстаиванием такого пути отмечена публицистика Эренбурга в газете «Киевская мысль». Однако путь этот оказался сугубо иллюзорным (в итоге даже монархист Шульгин, с которым Эренбург не вполне убедительно полемизировал, осознал закат белого движения, заменив лозунг «Взвейтесь, соколы, орлами!» новым: «Взвейтесь, соколы, ворами!»).

Расставаться с выстраданной надеждой, обернувшейся иллюзией, было нестерпимо: ведь даже белые погромы пытался принять Эренбург как необходимую жертву еврейского народа на алтарь России будущего. Но смириться пришлось. Он бежал из Киева к Волошину и в голодные коктебельские месяцы 1920 года осознал, что происшедшее в стране — не случайно и это надо признать. У врангелевцев оставался один путь — из России. Эренбург для себя этого пути не желал. В отличие от большинства не видящих себя в большевистской России, он хорошо знал, что такое хлеб политэмиграции и что ждет необеспеченных русских, которые хлынут в Европу. Никакой литературной жизни там для себя Эренбург не видел — да и для чего, для кого? Чем больше он думал о своем будущем, тем яростнее ненавидел белых — загубивших волшебную идею… Это чувство осталось с ним навсегда и не распространялось лишь на тех эмигрантов, кто ощущал ту же горечь…

Осенью 1920 года трудным путем (морем до независимой тогда Грузии, затем поездом в Россию) Эренбург с признанием победившего режима прибыл в Москву. Вскоре он был арестован, но следом освобожден под поручительство Н.И.Бухарина и весной 1921 года им же отпущен в Париж (цель «командировки» — писать сатирический роман).

Март 1921 — июль 1940 — зарубежный период жизни обладателя советского паспорта Ильи Эренбурга. Первая (наиболее свободная) половина этого периода представлена в этой книге.

Первоначальные этапы западного пути: высылка из Парижа (май 1921), несколько месяцев в Бельгии (главное здесь — написанный в Да Панне роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито» — давно задуманный и быстро осуществленный, лучший роман Эренбурга). Затем до середины 1924 года — Берлин: работа, книги (их вышло 19!), успех, утверждение в образе прозаика, популярного и за рубежом, и в России.

Мечтой Эренбурга, покинувшего Москву, было, используя свой опыт жизни на Западе и свои связи с деятелями западного авангарда, служить своего рода культурным мостом между Западом (включая неоголтелую часть русской эмиграции) и нэповской Советской Россией (в надежде на умеренное развитие событий). На первых порах это почти удавалось: Эренбург сумел наладить (вместе с художником Эль Лисицким) издание международного журнала «Вещь»; к тому же он придал новое направление уже выходившему в Берлине журналу «Русская книга», который с 1922 года под названием «Новая русская книга» стал тоже своего рода «мостом» (антисоветская публика аттестовывала его уже как просоветский). Он наладил и связи с массой русских издательств в Берлине и с теми иноязычными издательствами Европы, которые готовы были выпускать переводы современной русской литературы. Так Эренбург стал своего рода экспертом (среди авторов, рекомендованных им издателям, были Пастернак, Цветаева, Замятин, Серапионы, Соболь). Все так хорошо начиналось, но как быстро дивный план начал расстраиваться: уже третий номер «Вещи» в Россию не допустила цензура, и выпуск его потерял смысл, а через год финансовые проблемы остановили издание «Новой русской книги», тогда же разорились практически все русские издательства в Берлине.