— Ты чего тут расшумелся, а? И вдруг Джек, впервые в жизни, схватил хозяйку за полу ее халата и стал тянуть наружу.
— Да что с тобой? — снова удивилась женщина. — Куда же ты меня тянешь-то, господи прости?!
Джек продолжал вести себя самым непонятным образом. Он отбегал к калитке, снова подскакивал к Антонине Ивановне и снова тянул ее на мороз. И тогда, запахнув пальто поплотнее, она вышла на крыльцо и окликнула человека, стоявшего в темноте за воротами. Незнакомцем этим был я.
— Вы подумайте только, — продолжала охать Антонина Ивановна, когда мы шли с ней к нашему Дому творчества, — Джек-то наш какой головастый. Ведь никогда еще так не лаял и ни разу в жизни никого не тянул во двор, а тут тащит меня к воротам, и баста! А вы далеко ушли, за целый почти квартал. Хорошо, что влево не повернули. Там через проулок пройти — и идет линия железной дороги, где электрички носятся как очумелые. Нет, Джек-то наш, ну надо же такое! Вот теперь расскажу Леониду Максимовичу, какой у нас пес. А то он все бранит его и дармоедом дурацким называет.
Она долго еще удивлялась собачьей сообразительности, а я присел возле Дома творчества на корточки и подозвал Джека.
— Давай, — сказал я ему благодарно, — знакомиться. Дай, Джек, на счастье лапу мне! — и протянул псу окоченевшую ладошку. Пес ткнулся мне в ладонь теплым носом и положил на нее когтистую ледяную лапу.
— Это он у нас умеет! — засмеялась хозяйка. — Лапу он подает в самый раз, можно сказать, как нельзя к месту.
А я погладил ушастую голову Джека и только тихо сказал:
— Спасибо. Большое тебе спасибо. Не забуду этого никогда…
Вот так подружился я с Джеком, с одним из лучших, по моему мнению, представителей славного собачьего племени. И я знаю, что дружит он со мной не из-за сахара или кусочков колбасы, которыми я его угощаю. Угощают его и другие люди. Да и вообще харч, как я думаю, у Леонова подходящий. Пес всегда сыт. Нет, дружит он со мной по душевной привязанности и по взаимной, если хотите, симпатии, объяснить которые толком пока еще никто и нигде до конца не сумел. Впрочем, возможно, что делать этого и не нужно.
И теперь, всякий раз, завидев меня еще издали где-нибудь на прогулке, Джек на мгновение замирает, а затем, радостно взвизгнув, кидает вперед свое короткое, сплетенное из упругих мышц тело и, словно черная торпеда, все больше и больше набирая скорость, летит по направлению ко мне. Не добежав метра два до меня, он делает толчок и, пролетев по воздуху оставшееся расстояние, носом и передними лапами вонзается в мой живот.
«Дай, Джек, на счастье лапу мне!» — улыбаясь, говорю я псине, и мы дружески обнимаемся.
А славно все-таки иметь на свете пусть иногда и бессловесного, но настоящего и верного друга.
1979 г.
