Давид Седьмой - [41]

Боится шахматист, когда думает, что позицию своим ходом можно ухудшить. А тут такая редкостная ситуация, что по мне так не ходил бы и вовсе. Смотрел бы ленивым взглядом и ждал из праздного любопытства, через какую горную расщелину упадет на меня тот камень или где найдут точку прорыва белые ладьи. Видимо мое настроение передалось и Петросяну. Стал он думать более обычного, а мне и думать-то некогда – осталось секунд 30 на 10 ходов.

Вдруг надоело моему противнику ходить ладьями – быстро сыграл ферзем. Сперва я даже не отреагировал, но, увидав что-то новое внутри лагеря черных, решил этого пришельца изгнать конем. Т. Петросян не принял во внимание вихревой “полет шмеля”, исполненный без злого умысла черным конем, и, не тратя ни минуты, ответил заготовленным ходом – сыграл конем с e4 на g5.

Мне стало не по себе. До этого я был спокоен, игра объективно проиграна, важно только не просрочить время. А здесь что делать? У меня не было иного выхода, как играть конем. По приказу короля – не забыли? – этот конь один должен был вращаться вокруг своей оси, словно метатель легкоатлетического диска перед дальним броском, но в таких чрезвычайных обстоятельствах, как цейтнот, взял я ферзя с такой же решимостью, с какой Петросян тут же остановил часы».

Сверхдлинная цитата взята из книги Бронштейна «Самоучитель шахматной игры»(!). Отметим, что Давид Ионович Бронштейн мог быть и предельно лаконичным, давая советы действительно очень полезные для молодого шахматиста.

Однажды, получив стратегически проигранное положение, он упорно защищался и спасся, объяснив: «я старался не ухудшить позицию и, что еще больше важно, не пытался ее улучшить».

Меткое замечание, которое было бы весьма к месту, вместо наполненного пафосом рассказа о заурядном зевке ферзя Тиграном Петросяном.

«Можно сожалеть, что первый чемпион мира Вильгельм Стейниц назвал себя чемпионом мира и не догадался назваться лауреатом. Может быть тогда в шахматах больше бы ценились красота решений, риск, фантазия, дерзость, не было бы всех этих утомительных многодневных матчей, где важно сберегать силы и выжидать ошибки противника и где тот, кто рискнет первым, проиграет, не было бы незрелищных, просто неинтересных партий».

«Чемпион мира в шахматах мне вообще представляется атавизмом. В искусстве не может быть чемпионов!»

«Спортивный отбор, который должен воплощать принципы высшей справедливости, в современных шахматах жесток и поэтому несправедлив. Разве не жесток проигрыш партии из-за одной ошибки после четырех с половиной часов напряженного труда?»

«Мой первый совет – не надо доводить игру до результата. Пусть ребята сделают по 12–13 ходов и бегут играть в футбол. Второй совет: нехорошо, чтобы ребенок приходил домой с нулем. Это – нехорошо, бесчеловечно».

Этими и подобными высказываниями наполнены книги и интервью Давида Бронштейна. Отбросив спортивный элемент игры, он предлагал придать шахматам смысл, вкладывавшейся в понятие спорта в XIX веке: «sport – английское слово, пришедшее из старофранцузского, desport – удовольствие, развлечение…»

Макс Эйве очень удивился, услышав от Бронштейна, что в будущем игра в шахматы с целью завоевать очко будет вообще отброшена, что будут играть исключительно, чтобы доставлять интеллектуальное наслаждение зрителям.

Американский «Чесс Лайф» писал тогда: «одной из отправных точек философии Бронштейна является мысль, что в шахматы надо играть для развлечения и не друг против друга, а друг с другом. Целью игры должно быть именно развлечение, а не результат: необычная точка зрения для гроссмейстера!»

Спор о том, в какую категорию занести шахматы, начался задолго до Бронштейна. Эмануил Ласкер, не отрицая эстетического, творческого элемента в игре, настаивал, что шахматы прежде всего борьба, и не играет роли, какое определение им дается – речь идет о том, чтобы выиграть партию: «Идея старой шахматной игры, идея, которая дала ей силу просуществовать тысячелетия – это идея борьбы».

Того же мнения придерживался и Рихард Рети: «Шахматы – это область, где критика не имеет такого большого влияния, как в искусстве: в шахматах результат партии является доминирующим, решающим и бесповоротным».

В статье «Искусство ли шахматы» (1960) Ботвинник, признавая – «искусствовед из меня посредственный», – писал: «шахматы всегда бывают игрой и лишь изредка полноценным искусством – слишком редко удается создать партию, подлинно ценную в художественном отношении. (…) Не следует ли сказать, что шахматы являются искусством, но проявляется оно всегда в форме игры, борьбы сторон?»

В жизни далеко не всегда нужно выигрывать. В спорте – необходимо, иначе теряется смысл игры. С духом игры несовместима философия: лучше сыграть красиво и проиграть, чем выиграть при плохой игре. Сила шахматиста оценивается не по шкале красоты, а по турнирным достижениям, а постаревший Бронштейн, лукавя или сознательно обманывая самого себя, не мог или не хотел принять этого.

Пытаясь обосновать примат искусства в шахматах и ратуя за игровой процесс с целью получения удовольствия, он писал: «Все знают крылатую фразу Пьера де Кубертена: “Важна не победа, а участие”. Наблюдая за борьбой на Олимпийских играх, мы аплодируем всем участникам, а не только олимпийским чемпионам».