Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки) - [75]

Ливингстон никогда не вмешивался во внутренние дела посещаемых им племен: по его мнению, ни один европеец не в состоянии столь глубоко вникнуть в сложившиеся отношения между племенами, чтобы с полным сознанием правоты и ответственности принять чью-либо сторону. Он высказывал свое мнение только тогда, когда был уверен, что будет добрым посредником в установлении мира между племенами. Но в данном случае Ливингстону было важно, чтобы местное население доверяло ему и миссионерам, и это был как раз случай высказать свое отношение к работорговле.

И Ливингстон решил вмешаться. Ничто уже не могло остановить его: ни возможное возмущение португальских и английских властей, ни их сожаления по поводу такого вмешательства. Ливингстон знал, что его поступок станет известен за сотни миль вокруг, а его деятельность - во всех отношениях не окажется без последствий.

И вот наконец показался караван рабов - вытянутая цепь закованных мужчин, женщин и детей; огибая холм, он, извиваясь как змея, вползает в долину, где как раз расположена деревня. В середине и в конце каравана идут погонщики-африканцы, вооруженные мушкетами; впереди музыканты весело дуют в длинные оловянные трубы. И вдруг звуки музыки оборвались: погонщики увидели европейцев. В следующий момент погонщики метнулись в сторону от дороги, в кусты. На месте остался лишь предводитель. Макололо бросились на него, схватили. Оказалось, что это их старый знакомый - раб бывшего коменданта в Тете! Когда Ливингстон останавливался там, этот парень был приставлен к нему в качестве слуги. На вопрос, как он добыл своих пленников, тот ответил: купил. Однако сами невольники заявили, что были захвачены во время набега. Пока Ливингстон опрашивал рабов, предводитель сумел сбежать. Пленники опустились на колени и громко захлопали в ладоши так они выражали свою благодарность.

Бывшие пленники захотели остаться с англичанами, которые сразу же принялись разрезать веревки, связывавшие женщин и детей. Труднее оказалось освободить мужчин. Шея каждого была втиснута в развилку толстого суковатого куска дерева длиною в шесть-семь футов. Перед горлом в качестве задвижки вставлен железный стержень, заклепанный с обеих сторон. К счастью, в поклаже епископа оказалась пила, и с ее помощью одного за другим освободили всех пленников. Ливингстон сказал женщинам, чтобы они приготовили какую-нибудь еду для себя и своих детей. Те колебались, не осмеливались. Перемена в их судьбе произошла так внезапно! Но вскоре они бодро принялись за дело. Все путы рабов идут в огонь, над которым вскоре кипят котелки. Один юноша обратился к англичанам: "Нас заковали чужие люди и заставили голодать. Вы же разрезали эти путы и дали нам пищу. Скажите, что вы за люди? Откуда вы?"

Несколько дней назад надсмотрщики застрелили двух невольниц, пытавшихся освободиться: они хотели запугать других, чтобы те не вздумали бежать.

Было освобождено восемьдесят четыре человека, большинство из них женщины и дети. Какая судьба ждала их? Ливингстон предоставил недавним рабам возможность идти, куда они пожелают. Однако оставить их свободными, но беззащитными было бы опасно: недолго они наслаждались бы обретенной свободой. Епископ одобрил решение Ливингстона, а освобожденных принял в свою миссию, чтобы они постигли христианскую веру. Так была устранена основная трудность на пути миссии: обычно нужны годы, прежде чем местные жители окажут должное доверие чужеземцам.

На следующее утро все отправились дальше. Недавние пленники с радостью несли багаж миссии. В пути они задержали двух работорговцев и целую ночь не выпускали их, чтобы те не смогли предупредить других погонщиков. Работорговцы сообщили, что предводители других караванов были слугами губернатора. "Они предлагали проводить нас к личному агенту его превосходительства, но мы отказались от их услуг".

На следующий день отряд Ливингстона освободил еще партию из пятидесяти рабов. Все они были совершенно голыми, но у англичан было достаточно ситца, чтобы одеть их. Предводитель этих караванов, в котором Ливингстон признал одного из первых купцов Тете, поклялся, что все делалось с разрешения губернатора. "Разумеется, в этом мы уже были полностью убеждены и до его показаний. Совершенно немыслимо предпринимать что-либо без ведома и благословения губернатора", - писал Ливингстон.

Но оставался вопрос: как отнесутся португальские власти и купцы к такому вмешательству в их дела? Позже, когда экспедиция прибыла в Тете, Ливингстон ожидал, что пострадавшие по крайней мере словесно выразят свой гнев. Однако этого не последовало: никто не жаловался и не обвинял его. Возможно, что эти господа стыдились открыто признавать свое участие в торговле невольниками. Лишь один посмеиваясь заметил: "Вы отбираете у губернатора рабов, не правда ли?" Ливингстон не знал, принадлежали ли эти пленники губернатору. Он мог лишь ответить: "Да, мы освободили немало партий, встретившихся нам в стране маньянджа".

Часть пленников обычно предназначалась для внутреннего рынка. Женщин отправляли в больших лодках вверх по Замбези и там меняли на слоновую кость. Мужчин и подростков использовали в качестве носильщиков при транспортировке слоновой кости из внутренних областей материка в Тете и на побережье океана. Там их временно занимали на полевых работах до отправки какого-либо судна, перевозившего невольников на острова, находящиеся во владении Франции.