Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки) - [59]

Время от времени ему приходится откладывать перо, чтобы выполнить какой-либо более или менее приятный долг. Принц-консорт устраивает для него аудиенцию; многие города присвоили ему звание почетного гражданина, и надо туда ехать, чтобы принять грамоту, выслушать торжественные речи за праздничным столом и ответить на них.

Осенью 1857 года, как только рукопись была передана издателю, посыпались приглашения делать доклады в разных городах, выступать перед самыми разными слушателями. На его родине, в Шотландии, всюду хотят его видеть и слышать. В Глазго от имени всего населения ему воздали почести магистрат, университет в целом и медико-хирургический факультет в отдельности, объединенные пресвитериане, союз фабричных рабочих и рабочих хлопкопрядильных фабрик Шотландии. И снова Ливингстону предстояло выступать с речами, выражать благодарности, выслушивать застольные тосты, держаться официально и улыбаться, хотя чувствовал он себя усталым и измотанным. Но отклонить подобные приглашения он не мог, потому что не хотел казаться недружелюбным и неблагодарным.

Доклады же, с которыми он выступал в промышленных и торговых центрах - в Лидсе, Ливерпуле, Бирмингеме, в торговой палате Манчестера, отвечали его собственным планам. Ливингстон искусно приспосабливал доклад к тому кругу слушателей, которых он хотел бы увлечь своими проектами. Он рассказывает об африканских растительных маслах и красящих веществах, о волокнах и древесине, о меде, сахарном тростнике, пшенице, просе, хлопке, железе - обо всем, чем богаты земли вдоль Замбези. Он привез с собой двадцать пять образцов различных видов плодов и показал их своим слушателям.

С удивлением узнают промышленники и купцы вслед за географами, что там, где, полагали, должна простираться обширная песчаная пустыня, на самом деле находится плодородная и довольно заселенная страна. Да и о тамошних жителях у них теперь создавалось совсем иное представление. Из поступавших прежде многочисленных сообщений о "кафрских войнах" и из рассказов бывавших в Африке охотников на крупную дичь следовало, что африканцы дики и жестоки. И вот англичанин долгие годы дружно жил с этими "дикарями" и теперь тепло и сердечно рассказывает о них. Да и климат там не везде такой уж "невыносимый" и "пагубный для здоровья", как казалось раньше.

"Во время следующей экспедиции я намерен, - говорил Ливингстон, побывать на берегах Замбези, попытаться примирить вождей враждующих племен, побудить их возделывать хлопчатник и отказаться от работорговли. Они уже торгуют слоновой костью и золотым песком и полны желания расширить торговые связи. Взаимные интересы, наши и их, сулят большие возможности, а это приведет к развитию африканских стран".

Владельцы промышленных и торговых предприятий быстро сообразили, для чего этот простой человек рассказывает им обо всем увиденном. Они единогласно принимают решение, в котором выражают желание, чтобы правительство ее величества совместно с правительством Португалии поддержало дальнейшие исследования доктора Ливингстона в глубине Африки, и прежде всего в районе Замбези и ее притоков, поскольку это место больше всего подходит для поселения там английских купцов и миссионеров.

Ливингстону очень хотелось уладить свои отношения с Лондонским миссионерским обществом. Тот радушный прием, который оказала ему вся Англия, кажется, побудил правление общества предать забвению свой безапелляционный отказ поддержать его будущие планы, который содержался в послании вместе со скрытой угрозой оставить его без жалованья. При первой же встрече с Ливингстоном оно вдруг проявило полное понимание и благосклонно отнеслось к его затеям. Но теперь уже, наоборот, он выражает несогласие с замыслами руководителей общества.

"Вновь ожило во мне стремление к независимости, - пишет Ливингстон, которым я всегда руководствовался до того, как связал себя с миссионерским обществом". Что же привело его к таким мыслям? Конечно, не только обида, нанесенная ему руководством, хотя он и не мог забыть ее и простить тот факт, что однажды оно уже оставило его без средств к существованию и заинтересовалось им лишь тогда, когда к нему пришла известность. Как на причину своего отхода от общества он указывает на крайне ничтожное денежное вознаграждение миссионера: "Для язычников я кое-что сделал, но старушке матери, которая имеет священное право находиться на полном моем обеспечении, я пока ничем не мог помочь; сохранение связей с миссионерским обществом лишило бы меня возможности и в дальнейшем проявлять заботу о ней, даже в ее преклонном возрасте... А поскольку открылся новый источник дохода без всякого нажима с моей стороны, то, не колеблясь, я принял предложение, дающее мне возможность выполнить свой долг перед матерью, так же как и перед язычниками".

Рассудительные друзья все же не советовали Ливингстону порывать с миссионерским обществом: они предвидели, что общественность может ложно истолковать этот шаг. Но если уж ему что-то однажды вздумается осуществить, то отговорить его невозможно. Он указывал и на моральную сторону этого дела: нельзя же получать миссионерское довольствие, а заниматься научными исследованиями.