Давайте танцевать! - [30]

Если мы используем дальнобойность "Ястребиного Крыла", и если мы сможем нейтрализовать их оружие, и если они будут готовы сдаться без боя, как только мы сделаем эти две вещи, то это не проблема. Но если у них так глубоко в карманах местные гражданские и флотские власти, как вы полагаете, все, что они действительно должны сделать, это сдержать нас, пока не придет некий соответственно возмущенный конфедератский крейсер, чтобы оспорить мое вмешательство и выставить мой корабль с суверенной силезской территории. Что, вероятно, не будет для них трудным, учитывая неравенство, и не только во флотской боевой мощи. Кроме того, даже с моей морской пехотой в боевых доспехах, будет ужасно трудно предотвратить всякого рода несчастные случаи, если только мы не захотим использовать тяжелое вооружение, с которым мы будем идти прямо вперед и убивать всех тех невинных свидетелей, которых мы пытаемся сохранить живыми.

Хонор спокойно смотрела, наблюдая за лицами, и несчастно пожала плечами.

— Именно поэтому я сказала, что думаю, что нас зажмут, — тихо сказала она. — Я не хотела сказать другого. В то же время, однако, я не собираюсь совершить в атаке что-то вроде этого, когда все указывает на то, что мы не сможем получить результат достаточно чистым, или отдаленно близким к этому, если бы мы имели достаточные силы для абордажа. Я не буду рисковать убийством многих мирных людей, если так мало шансов на успех.

Все они смотрели на нее в течение нескольких минут. Потом посмотрели друг на друга, и Мэтисон поднял бровь в вопросе к высокому, массивно сложенному и очень уродливому человеку, лицо, которого выглядело так, будто оно было выломано из валуна тупым предметом и цветом темнее, чем у подруги Хонор Мишель Хенке. Он сидел широко расставив ноги на одном из кресел, повернутом спинкой вперед, сложив предплечья на верхней части кресла и положив подбородок на подушку. Однако он также еще не был официально представлен, и Хонор было интересно о чем поднятая бровь спрашивала его.

Он ничего не сказал, только посмотрел на Мэтисона секунду или две. Потом пожал плечами и поднял голову достаточно, чтобы кивнуть, и Мэтисон повернулся к Хонор.

— Я не уверен, что у нас есть быстрые и простые ответы о том, как можно подойти достаточно близко, коммандер, — сказал он, начиная очень, очень осторожно. — Мы могли бы, однако, быть в состоянии найти еще нескольких человек, чтобы заполнить ваши абордажные партии.

— Еще больше людей? — Хонор посидела мгновение, глаза сузились в размышлении. — Какого рода "нескольких людей" вы имеете в виду? — спросила она потом, тоном, который был еще более осторожным, чем у него.

— Ну, в действительности, это больше сфера компетенции Открывашки, чем моя, — сказал Мэтисон, дернув головой в сторону человека, который просто кивнул. Он вновь посмотрел через плечо на своего спутника. — Ты хочешь немного обсудить это, Открывашка?

Хонор задумчиво посмотрела на мужчину, называемого "Открывашка". До сих пор, Открывашка не сказал ни одного слова, и если бы она знала немного меньше о генетических рабах, Хонор была бы склонна списать его со счетов как человека, у которого были совершенные мускулы и очень мало мозгов. Она признала основной генотип — одна из моделей для тяжелого труда "Рабсилы" — и она знала, что некоторые из этих линий действительно были разработаны, чтобы быть столь непонятливыми, как они могли выглядеть, так как почти все они были предназначены для ограниченного "срока службы". Никто не собирался тратить пролонг на раба ни при каких обстоятельствах, но многие из рабов для тяжелого труда были преднамеренно генетически сконструированы для максимальной силы и прочности за счет перегруженного метаболизма, который сжигал организм за двадцать пять или тридцать стандартных лет.

Тем не менее, некоторая тяжелая работа требовала хорошо развитых технических навыков и интеллекта, и "Рабсила" также производила рабов для такого рода требований. Ее мать и дядя Жак всегда говорили, что только рабы для удовольствий были более опасны для их владельцев, чем рабы для тяжелого труда / технические помеси, и, или Хонор глубоко ошибалась, или этот "Открывашка" был таким случаем. Она признала интеллект и горький опыт — и стальную волю — в темно-карих, почти черных глазах под этими крутыми бровями, а очевидное почтение Мэтисона по отношению к нему в этот момент только укрепило ее первоначальное впечатление.

— Ладно, — ответил он теперь Мэтисону, садясь прямее и, глядя на Хонор.

— Я Франсуа-Доминик Туссен [Франсуа́-Домини́к Туссе́н-Лувертю́р (фр. François-Dominique Toussaint-Louverture; 20 мая 1743 года, поместье Бреда недалеко от Кап-Аитьена — 8 апреля 1803 года, замок Фор-де-Жу, Франция) — лидер Гаитянской революции, в результате которой Гаити стало первым независимым государством Латинской Америки. — взято из wiki], - сказал он глубоким, рокочущим голосом, идеально подходящим для его мощного телосложения и широкой груди. Он смотрел на нее мгновение, ожидая увидеть, как она свяжет его прозвище и имя, выбранное им как свободным человеком, и что-то похожее на удовлетворение мелькнуло в его глазах, когда она поджала губы и медленно кивнул.