Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам - [229]

О ракетчиках Дмитрию под строжайшим секретом рассказал один из работников завкома — оптовый заказчик на театральные билеты и целевые спектакли.

— Выловили мерзавцев? — осведомился Дмитрий.

— В том-то и беда, что нет. Караулим каждую ночь, и пока без толку. Словно под землю уходят, гады. Да ведь и площадь у нас громаднейшая!

А несколько недель спустя, под таким же сугубым секретом, он шепнул:

— Взяли сегодня ночью. Так что — порядок.

В эту ночь вновь была тревога, затарахтели зенитные батареи, и где-то на большой высоте прокатилось несколько волн самолетов, а после стало совсем тихо, и шафрановый ломоть луны выглядел удивительно мирно. Вот их, голубчиков, и выловили при этом привычном и спокойном свете. Но кого и как, завкомовец не знал.

Дмитрий не надоедал с расспросами.

Совсем иное дело, когда вам рассказывают всю историю в подробностях, и не кто-нибудь, случайно о ней узнавший, а непосредственный участник облавы, работник УМВД и верный ваш друг.

Леонид Симоненко, часто бывавший в театрах, ставший там совсем своим человеком и постоянно используемый в качестве «неотложной помощи» — машину достать, получить номер в гостинице, броню на железнодорожный билет и т. п., — после «Кармен» пошел проводить Дмитрия и по пути сообщил ему кое-какие подробности операции по обезвреживанию ракетчиков на заводе.

Придумано всё было довольно хитро. Заранее договорились с начальником гарнизона. В назначенный час наши самолеты должны были на большой высоте пройти над заводом, следуя строго по курсу, проложенному фашистской бомбардировочной авиацией. Тут же объявлялась тревога, начинали палить зенитные пушки, а по небу бегали лучи прожекторов. Специально проинструктированные коммунисты и комсомольцы, несколько сот человек, выделенные городом, маленькими группами незаметно вводились на территорию завода и занимали места, удобные для наблюдения. Руководители операции справедливо полагали, что, во-первых, ракетчики, не ожидая облавы с привлечением большого числа людей, не работающих на заводе, начнут сигналить с заранее облюбованных пунктов и их тут же «застукают», а во-вторых, под суматошный и беспрерывный аккомпанемент выстрелов из зенитных орудий вряд ли удастся разобраться в звучании авиационных моторов, которое, как известно, у советских самолетов несколько иное, нежели у немецких…

— Всё так и произошло, — говорил Леонид. — Тревогу объявили в двадцать два часа, и уже через пятнадцать минут голубчиков сграбастали. И чуть не передушили на месте…

— Ну, здо́рово! — воскликнул Дмитрий. — Просто блестящая операция.

— Не торопись хвалить! Взять-то мы их взяли, но ниточка оборвана.

— То есть как оборвана, коли всех захватили?..

— В том-то и дело, что взяли троих живых, а одного мертвого. Покойник, естественно, помалкивает, а, как выясняется, он и есть главный.

— Что ж у него, разрыв сердца от страха? — спросил Дмитрий.

— Не совсем так. Напильник под левой лопаткой.

— Убит… Кто же это его?

— Кто-то еще поглавнее. Выясняем, да вот зацепиться не за что.

— Ну и дела… Прямо как в кино!

— В кино, выходит, проще. Там, знаешь ли, режиссер помучает зрителей неизвестностью, а в последней серии всё и выложит как на ладони. А тут… Бросились к нему, чтобы схватить, а он уже готов. И какая сила у убийцы! Ведь не кинжал, и не финка, а напильник!

— А следы?

— Помилосердствуй, Дмитрий Иванович! Во-первых, тьма-тьмущая, во-вторых, асфальт, а в третьих, набежало людей немало и топтались возле убитого в свое удовольствие.

— Ну, а отпечатки пальцев на напильнике? — не унимался Дмитрий.

— Тебе бы не по искусству, а в уголовном розыске работать, — усмехнулся Леонид. — Но и тут, дорогой ты мой, пустой номер… Видимо, верх напильника он тряпкой обмотал. Ударил, тряпку в карман — и концы в воду. А захваченные твердят, что и ракетницы он им раздавал, и всем командовал, и водкой за работенку их гнусную аккуратно расплачивался. Но и он, по-моему, только исполнитель.

— А чем же он на заводе занимался?

— Инструментальщик одного из цехов. Из эвакуированных с запада. По паспорту Гусенко. Из себя вовсе не видный. Хлипкий, рыжеватенький, — тут Леонид вновь усмехнулся. — Не такой рыжий, как я, а потусклее, и левый глаз веко наполовину прикрывает. Будто он этим глазом всегда подсматривает.

— Постой! — приглушенно сказал Дмитрий и даже остановился. — Минутку, минутку…

— Что с тобой? Плохо стало? — встревожился Леонид.

— Да нет же… У этого… Гусенко нос длинный, вислый? И волосы кудрявятся?

— Точно. Ты его где-нибудь видел?

— Постой… Лучше скажи, Сологуб участие в облаве принимал?

— Какой такой Сологуб?

— Да наш… «Цыганский барон». Ты его знаешь. Директор цыганского ансамбля.

— Это установить легко. Список у нас есть. Но при чем тут Сологуб?

— А при том, что я однажды у него дома этого самого Гусенко застал.

— Не ошибаешься? И что из себя этот Сологуб представляет?

— Я же с ним на одной платформе в Пензу ехал. Он из Западной Белоруссии. Член партии. Туповат, но с цыганами справляется отлично. Я как-то к нему заходил, по поводу выезда ансамбля в Сердобск. Он тогда малость приболел, а дело-то срочное. Ну и застал у него этого рыжего… Знакомить меня с ним Сологуб не стал. Гусенко сразу же ушел, а Сологуб только сказал, что это представитель какой-то организации и тоже по поводу выступления цыган. А ты говоришь, что он — инструментальщик… Значит…