Давай пошепчемся... - [11]

А я стараюсь слиться с тишиной,

И под ногами — влажный сочный клевер.

Нарисованный мир (пантун)

За окном нарисованный мир.

Перекрестки легли крестами.

В огоньках серых клеток-квартир

Занимаемся пустяками.

Перекрестки легли крестами,

Кто куда свою жизнь повез —

Занимаемся пустяками

Средь иллюзий своих и грёз.

Кто куда свою жизнь повёз,

Растеряв по дороге счастье.

Средь иллюзий своих и грез

Каждый сам по себе — безучастен.

Растеряв по дороге счастье,

Боль и ярость несем в эфир.

Каждый сам по себе — безучастен…

За окном нарисованный мир.

Разговор с мечтой

В кафе за уютным столиком

Ведем разговор с мечтой.

В вине, что на небе пролито,

Закат почти колдовской.

Мечта пьет эспрессо с блюдечка.

Звучит «мексиканский блюз».

(Какому-то странному чудику

Он нравится, ну и пусть).

Твержу я мечте украдкой:

«Пожалуйста, повзрослей!»

Что лучше бы, для порядка,

Нам быть с ней чуть-чуть скромней.

Мечта, запрокинув голову,

Смеется, дитя дитём.

Шальная и развесёлая

Шепнула: «Кофе допьём!»

Тень

В сумерках скользящих по планете,

Тихо пожиравших старый день,

Я шагаю, думая о лете,

За спиной моей плетётся тень.

Пахнет красотой застывших улиц.

Угасавший солнца яркий луч,

В сладкое варенье обмакнули —

С персиком и лаймом рыжих туч.

Тень меня спросила: «Ты устала?»

Я ей улыбнулась. «Боже мой, —

мне она с любовью прошептала, —

Милая, иди скорей домой.

Будет лето, слышишь, золотое —

С ароматом трав и трелью птиц,

Будешь облака держать рукою,

Удивляться всполохам зарниц.

На лугах с серебряной росою

Мягкие туманы во хмелю

Пряным послевкусьем, остротою

Одурманят голову твою.

Всё, что пожелаешь, есть на свете —

Только отвори навстречу дверь…»

Улыбаюсь, думая о лете…

Рядышком со мной шагает тень.

Старый дом с окошком в осень…

Старый дом с окошком в осень.

Половицы не скрипят.

Шёпот бабки: «Свят, свят, свят…

Чёрт кого-то к ночи носит?»

Нет, мерещится. В сенях

Ветер стонет и гундосит.

На часах всё время восемь.

Сколько лет они молчат?

И на печке нет внучат —

Ни блинов никто не просит,

Ни ржаного калача.

Жгут глаза скупые слёзы…

Смотрит, что-то бормоча,

Старый дом окошком в осень.

Летний дождь

Он ко мне постучал — тук-тук-тук, тах-тах-тах.

Я захлопнула старую дверь.

Он поскребся в стекло, что-то мямлил в слезах

Заклиная: «Поверь мне, поверь»!

Разозлившись, задернула штор полотно,

В плед укуталась теплый, но он

Перепрыгнул на крышу — ему всё равно,

И по ней начал мерный трезвон.

Дом закрыв на засов, налила сладкий чай,

Умоляла: «Меня не тревожь!»

Он твердил и твердил: «Поиграй, поиграй!

Посмотри, до чего я хорош!»

Засмеялась, потом, серый зонт захватив,

И уняв от волнения дрожь,

Я шагнула в окно — всё на свете забыв —

Прямиком в проливной летний дождь.

Странная вещь в пяти частях

1. Одиночество

Одиночество. Оно цеплялось за каблуки, слышалось в шуме отъезжающего троллейбуса, каплями дождя стучало по окну.

Она его ненавидела и берегла. Страх потерять смешивался с привкусом ожидания чуда. От этого становилось ещё тяжелее. Когда-то давно она его боялась. Звала в гости подруг, кутила по ресторанам и меняла мужиков, меняла, как… (штампами говорить не хотелось)

Она зажмурилась, вспоминая холодок, который поднимался из её живота и заполнял тело, сковывая движения в тот момент, когда чувствовалось его приближение.

Со временем всё изменилось. Стала старше или мудрее? Нет, просто надоело. Надоела жизнь, спрятанная за ширмой странных взаимоотношений. Захотелось неприкрытого, невыносимого, необузданного, непредсказуемого одиночества. Она всё отдала этому идолу. Отдала работу, сменив её на более спокойную, скорее с бумагами, чем с людьми. Постепенно перестала общаться с друзьями — их перпендикуляры сменились параллелями, ограничила число абонентов в телефоне, закрыла аккаунты.

Никто не заметил её исчезновения. Даже близкие — сын и дочь, мама ничего не почувствовали. Им казалось, что это временное явление или каприз, или она так решила? Сама подумала, сама… (штампы лезли в голову). Что говорить, если всё сказано до тебя…

К помутневшему от сумерек окну подкрался ветер, качнул занавеску на открытом балконе… У соседнего дома завыла сирена, гавкнула, но тут же замолчала собака. Одинокий комар заметался в дверном проеме, не зная, что ему нужнее, остаться живым, но голодным или сытым, но…

Она сняла туфли, идти некуда и не с кем… Одиночество обрадовалось, отцепилось от каблуков и закружилось пылинками под вспыхнувшим абажуром… Как давно она не танцевала. Как давно ничего не случалось и не могло случиться в её жизни.

В коридоре у дверей квартиры послышались шаги. Её сердце с некоторых пор замирало при звуке шагов. А вдруг? Но нет, мимо… Открылись другие двери и тут же захлопнулись…

«Наташка, — шепнуло одиночество, прошуршав бумагой вдруг свалившейся со стола, — почаевничаем?» Когда оно обращалось к ней по имени, нужно было срочно что-то делать. «С ума можно сойти, иду», — хрипнула она в ответ и пошла, ставить чайник.

Что-то хлопнуло в коридоре. Раз, другой, третий. Послышался шум, как будто кто-то обо что-то бил, потом всхлип. Стукнула дверь и тишина сдавила стены её квартиры с новой силой.

С соседями Наташа не общалась совсем. Не то чтобы они были плохими, просто не было смысла заводить знакомства, если в гости она всё равно никого бы не пригласила. Интересно, у кого это так грохотало? У алкашей из соседней квартиры или у тех, что живут наискосок?