Давай найдем судьбу - [11]

– Только бы меня никто из редакции не увидел, – я с опаской озиралась по сторонам, – у меня ведь свинка.

– Твоя редакция вообще-то в другом конце города.

– Ну, мало ли…

– А почему у тебя именно свинка?

– Просто первое, что на ум пришло, кстати, ты не знаешь, что это вообще за болезнь такая? Как она выражается? Пятачок вырастает, что ли?

– Понятия не имею, меня сейчас волнует, будет ли в театре кто-нибудь еще кроме актеров и нас.

– Не надо было брать билеты на дневной спектакль.

– Какие всучили, такие и взяла.

– Да, ты мне так и не сказала, что именно мы идем смотреть?

– «Руслана и Людмилу», это опера.

– Что? Опера? Да ты с ума сошла! Я думала, мы идем на нормальный спектакль! В опере я смысл только по программке и понимаю!

– Сена, у меня нет других билетов. И кроме представления у нас в театре есть и другие важные задачи.

– Уверена, наши судьбы не пойдут среди бела дня слушать оперу!

– А вдруг пойдут? Может, внутренний голос им шепнет, что мы там будем?

– Сильно сомневаюсь.

Оказалось, что пешком идти довольно далеко и ко всему вдобавок, уже у самого театра, выяснилось, что мы перепутали время и идем ко второму акту.

– Ладно, уж, – махнула рукой Тая, – зря, что ли, наряжались? И, как только я повнимательнее на билеты не посмотрела?

Я не стала комментировать, не хотелось портить отношения.

Разумеется, кроме нас в театр больше никто не входил, народ уже давно вникал в суть спектакля. На лице у билетерши ясно читалось: «Вы бы еще позже явились!» Но мы сделали вид, что всегда ходим исключительно ко второму акту и направились в буфет, дожидаться антракта. Он вскоре начался и, выпив по чашке кофе, мы отправились в зал, занимать свои места в четвертом ряду.

– Нет, все-таки театр это особенное место, – сказала Тая, глядя по сторонам – особая атмосфера, значит, и люди тут тоже должны быть особенными…

– Ага, например как мы.

– А почему бы и нет? Чем мы тебе не нравимся?

Антракт подходил к концу, зрители возвращались, рассаживались на свои места, а мы украдкой разглядывали соседей: преимущественно девушек и старушек. Погас свет, поднялся занавес, заиграла музыка, и на сцену вышел пожилой, совершенно квадратный господин с рыжей бородой из мочала и запел жутким басом.

– Кто это? – шепотом спросила Тая, отчего-то решив, что я должна быть в курсе всех деталей.

– Руслан, – предположила я.

– Это? – искренне удивилась она. – Насколько я помню, Руслан красивый молодой человек.

– Наверное, в опере главное не внешность, а голос.

– Очень жаль.

Квадратный Руслан пел долго и совершенно неразборчиво, но я все-таки уловила суть: он собирался спасать Людмилу от Черномора. Закончив, певун ушел и его сменил точно такой же квадратный господин, но поменьше ростом, без бороды, но в шляпе, из-под которой в разные стороны торчали желтые соломенные лохмы. Он запел немного потише, но при этом приседал от усердия. Мне он напомнил персонажа из моей любимой книжки детства «Волшебник Изумрудного города» – Страшилу. Сходство было настолько сильным, что во мне очень некстати начал образовываться смех. Такое у меня иногда бывает, хохот вдруг распирает изнутри в самый неподходящий момент и ничего нельзя с этим поделать.

Как-то раз со мной такое приключилось в школе, на контрольном зачете по алгебре. Из-за какого-то пустяка, сказанного соседом по парте, у меня началась самая настоящая смеховая истерика. В аудитории царила гробовая тишина – этого преподавателя все панически боялись, – препод смотрел на меня в упор, а я билась в натуральных конвульсиях и молила Бога только о том, чтобы громогласно не расхохотаться во все горло. Теперь, кажется, со мною начинало происходить то же самое и опять в крайне неподходящее время.

К счастью, «Страшила» всем сообщил, что он тоже отправляется за Людмилой, и убрался со сцены.

– Слушай, Сена, – шепнула мне на ухо Тая, – на месте Людмилы, я бы осталась с богатеньким Черномором, если б меня взялись окучивать такие соломенные квадраты.

Зря она это сказала. Меня прорвало, и я начала смеяться, правда пока умудрялась делать это беззвучно.

Следующим номером выступала какая-то дама странной конфигурации: там, где у нее заканчивался головной убор, сразу же начинался бюст. Дама выдвинулась на середину сцены, вытянула перед собою руки и, размахивая ими в разные стороны, заголосила.

– Слушай, – сквозь смех выдавила я, – как ты думаешь, а это кто?

– Может Людмила? – неуверенно предположила Тая.

– Да? – ужаснулась я. – Если это она, то мы немедленно уходим, какая же может быть Людмила без шеи?

Тут засмеялась и Тая. К счастью выяснилось, что это не Людмила, и нам стало немного легче, хотя смеяться я не прекратила, я уже не могла остановиться. Умом я понимала, что мы сидим почти у самой сцены и нас, не дай Господь, видят актеры, но ничего не могла с собой поделать.

Потом занавес ненадолго опустили, а когда его снова подняли, на сцене стояла громадная голова в шлеме. Вышел Руслан и минут пятнадцать распевал песни, не обращая внимания на то, что в двух шагах от него стоит трехметровая башка, и только когда у нее загорелись глаза, а изо рта повалил дым, он ее вдруг заметил! Руслан взмахнул руками, будто собирался улететь, что должно было означать удивление, а голова вдруг, ни с того ни с сего, запела тихим, жалобным хором. Это, конечно, не могла не заметить Таисия.