Дата Туташхиа - [20]

— Дядя Гедеван, — сказал я, как во сне. — Луку арестовали.

Гедеван поднял на меня глаза, долго разглядывал, nq-манил поближе, расспросил и сообщил новость игрокам в нарды. Одним из игроков был Махмуд. Им я опять рассказал, как все было.

— Прав был Селим, — сказал второй игрок в наступившей тишине. — Не нравится ему белый свет, переделывать собрался! Говорил я ему — отстань от Маруды. Добром это не кончится… Кидай кости!..

— Кидать кости, говоришь? Раз мир таким дерьмом, как ты, забит, так и солнцу не светить?! Не твоего куриного ума поступки благородного человека обсуждать. Убирайся!

Партнер Махмуда хотел было возразить, да передумал, оттолкнул нарды и вышел.

И опять тишина. «Если столько взрослых думают о том, как спасти Луку, может, и впрямь можно его выручить», — обрадовался я.

— Значит, Хасан-городовой не знает, кого и зачем арестовал? — нарушил молчание Махмуд.

— Нет, не знает, — быстро ответил я. — Твой хозяин сказал ему, что не его это дело.

— Маруда к Шевелихину пошел?

— К Шевелихину. Сказал, что его к нему пустят.

— Зови его Марудой-дураком, а он вон какую свинью подложить сумел, — Махмуд хрустнул пальцами. — Я сейчас такое устрою, внукам до могилы смеяться хватит.

Гедеван протянул Махмуду деньги.

— Не надо. Столько и не понадобится. В нашем государстве закон — самый что ни на есть дешевый товар. Цена этому товару — от рюмки водки до десяти червонцев. За то и люблю я свое отечество, что доброе дело сделать в нем не дорого стоит. А то бы переселился куда-нибудь подальше.

Махмуд вышел из мастерской, я старался не отставать от него. У гурьяновского дома, что напротив полицейского участка, он остановился, велел мне зайти со двора и поглядеть, что творится в участке. Я подкрался к зарешеченному окну и быстро вернулся к Махмуду.

— В левой комнате трое полицейских: двое спят, третий махрой чадит. В правой Хасан-городовой сидит за столом, а Лука — на лавке. Больше никого нет.

— Теперь поди позови Хасана. Скажи ему, что я жду его по срочному делу. Только чтобы никто не слышал.

Я прошел мимо полицейских и вызвал Хасана, как велел Махмуд. Услышав имя Махмуда, городовой насторожился и молча кивнул.

Я выбежал из участка, перепрыгнул обратно через гурь-яновский забор и притаился.

Озираясь по сторонам, Хасан приблизился к Махмуду.

— Чего тебе?

— За сколько того человека выпустишь?

— Какого еще человека?

— Тише. Которого для Маруды арестовали.

Хасан молча вперился в Махмуда.

— Вчера Шевелихин спрашивал меня, не знаю ли я, куда девались лошади Бастанова, — как бы между прочим проронил Махмуд, — он готов сам их выкупить, на собственные деньги, бог с ними, говорит, с ворами, не до них.

— А ты ему что? — Голос городового задрожал, но он тотчас овладел собой и деланно зевнул.

— Не мог же я ему сказать, что Хасан-городовой отнял лошадей у воров и продал их в Пашковской землемерам за семьдесят рублей каждую, — дружелюбно сказал Махмуд.

— Подружились вы с моим начальником, ничего не скажешь! Это после того, как ты помог ему место пристава продать? — Хасан скорбно покачал головой. — Эх-ма, добрый человек, и не стыдно тебе? Взял с Гашокова за место пристава семьсот пятьдесят рублей, а Шевилихину отдал только двести пятьдесят? Остальные — где?

— О том знаем я и Шевелихин. Не суй свое рыло в дела благородных людей. Скажи лучше, сколько возьмешь за того человека, — и по рукам.

— Не могу его выпустить! — отрезал Хасан.

— Это почему же?

— Маруда за Шевелихиным пошел.

— А ты другого посади.

— Кого?

— Мало людей? Вон сколько шляется! — Махмуд вынул из кармана четвертную.

У Хасана вспыхнули глаза, он оглянулся, — вверх по улице, отирая плетни и заборы, тащился пьяный казак.

— Поди сюда! — грозно окликнул его Хасан.

Казак не понял, что зовут его, и стал карабкаться дальше. Хасан окликнул еще раз, и казак приволокся к участку.

— Фамилия?

— Чертков.

— Ступай, куда шел.

— Зачем отпустил? — разозлился Махмуд.

— Это двоюродный брат есаула Черткова, не видишь, что ли?

— Ну и что?

— Кричать будет.

— Кричать будет всякий. Дураков нет.

— Шевелихин спросит, почему кричит.

— А ты найди такого, чтобы не кричал. Деньги за что берешь?

— Некогда искать. Шевелихина жду. Сам найди и приведи такого, чтобы не кричал, да побыстрей, — Хасан протянул руку к деньгам.

— И человека самому привести, и двадцать пять рублей тебе, кабану, — запрашиваешь, как министр.

Настроение у Хасана явно упало.

— Черт с тобой, бери и гони червонец сдачи! — приказал Махмуд. — Да поживее.

Без всякой охоты Хасан достал золотой.

— Давай веди кого-нибудь, — сказал он вяло и поплелся в участок.

— Погоди, — закричал ему вслед Махмуд.

— Ну?

— Сам пойду.

Хасан рта не успел раскрыть, Махмуд взял его под руку, и они скрылись в участке.

Я вылез из засады. Ждал недолго. На крыльце участка появился Лука. Он подозвал меня, расспросил обо всем подробно, щелкнул по носу и отправился в сторону базара.

Я завернул во двор участка и, подтянувшись, заглянул в окно. Махмуд расположился на той лавке, где только что сидел Лука. Хасан-городовой, сидя за столом, листал толстую тетрадь. Трое полицейских клевали носами, держа на коленях по растрепанной книге.

Едва послышался шум шевелихинского фаэтона, как Хасан вскочил и несколькими тумаками растолкал заснувших полицейских. Махмуд лег на лавку, спиной к дверям, и прикинулся спящим. Полицейские одернули мундиры, подкрутили усы и, снова усевшись на лавку, с заметным усердием уставились в свои книги.