— Значит, история с затонувшим городом достоверна?
— Этому верят не все… Однако я слышала, что в полдень в ясную погоду удается видеть развалины на дне.
— Я бы очень хотел их увидеть, — мечтательно пробормотал Федотов. Он в задумчивости смотрел на белый гребень пены, следы за кормой. — Родные горы подоспели на помощь, — медленно продолжал он. — Мгновение — и отважные защитники города вместе с ним ушли вглубь от поражения и плена.
— О! Вы так понимаете легенду? Но существует и другая гипотеза. Предполагают, что Александр, не сумев взять город штурмом, приказал своим воинам перегородить озеро плотиной в самом узком его месте. Вода стремительно поднялась, и город оказался на дне. Землетрясение здесь ни при чем. Мне больше нравится этот вариант. Подумайте: три года подряд держаться против армии Александра, выстоять — и вдруг погибнуть от какого-то подземного толчка!..
— Вы сами сказали, что жители города предпочитали смерть плену.
— И все-таки мне их жаль. Вам не жаль? В детстве, когда я слышала эту сказку, то воображала себя на стенах осажденного города рядом с его защитниками… Да, вы угадали. Только в руках у меня было не копье…
— А что же?
— Какой-то особый прибор, с помощью которого можно повелевать стихиями. Я предотвращала землетрясение… Вам странно, что я принимаю эту старую историю так близко к сердцу?
— Что вы! Нисколько!..
— Но ведь мы, таджики, потомки древних согдийцев, — сказала Токджан. И, со свойственной ей стремительностью меняя тему, воскликнула: — Поглядите-ка налево! Это Парк культуры и отдыха! Хорош, правда?
Слева по борту проплывали купы деревьев и сверкала гирлянда огней. Река повторяла прихотливый световой зигзаг. Желтые огоньки всплывали по пути катера, как кувшинки со дна.
С берега донеслась песня — по воде звук летит очень далеко:
Широка страна моя родная…
На нижней палубе катера тотчас же подхватили песню и, как мячик, перебросили вверх:
Много в ней лесов, полей и рек…
— Что же вы? Помогайте, девушка! — крикнул разбитной парень в красной спортивной майке.
Токджан весело закивала и присоединилась к хору неожиданно сильным и высоким, металлического тембра, голосом.
— Складно! Очень хорошо! Теперь пойдет! — одобрительно заговорили вокруг.
А речной трамвай все бежал и бежал по Москве-реке. Мелькали тени деревьев, светлые квадраты окон. И по воде неслась песня:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек…
Так, с песней, добрались они до Бородинского моста.
— Вам куда? — спросила Токджан Федотова, стоя на гранитных ступенях набережной.
— Я живу в общежитии туристов, на углу Смоленской площади.
— А я на Потылихе. Значит, нам в разные стороны… Нет, нет, провожать не надо! Ну, спасибо за хороший вечер!..
— Это я должен благодарить вас, — неуклюже пробормотал Федотов, задерживая в своей руке ее теплую маленькую руку. И вдруг добавил: — Я обязательно увижу затонувший город, о котором вы рассказывали!..
— О! — Девушка улыбнулась. В голосе ее прозвучали поддразнивающие нотки: — Значит, вы не из тех, кто ловит солнечных зайчиков на стене? Хозяин своего слова, настойчивый, волевой?.. Ну-ну!..
Легкой поступью она пересекла улицу и стала удаляться, энергично размахивая «Курсом сейсмологии». Федотов неподвижно стоял на тротуаре и смотрел ей вслед. Почувствовав его взгляд, Токджан оглянулась и еще раз ласково кивнула.
— До свидания, Павел, — донеслось до Федотова. Это в первый и последний раз за вечер она назвала его по имени…
Беспечность молодости! Он дажё не узнал ее фамилии, не спросил адрес или телефон. Просто был слишком уверен в том, что в будущем году найдет ее и без адреса. Судьба — так он считал — была на их стороне…
Но он ошибся.
Обстоятельства сложились так, что он поступил в Ленинградский, а не в Московский университет.
Проездом домой, уже сдав успешно все экзамены, Федотов задержался на несколько дней в Москве. Но напрасно прогуливался он взад и вперед по бульвару, где впервые встретил девушку. Напрасно высматривал ее в Библиотеке имени Ленина, где занимались студенты различных московских вузов. Напрасно поджидал у входа в университет.
Однажды в фойе МХАТа показалось ему, что мимо прошла Токджан, увенчанная короной из черных кос. Он рванулся к ней, расталкивая толпу, бормоча извинения, спотыкаясь о ноги сидящих у стен.
— Токджан! — отчаянно позвал он.
На оклик обернулось удивленное лицо с реденькими, высоко вздернутыми на лоб бровями.
— Простите! Я обознался, — пробормотал сконфуженный Федотов.
Оказалось, что Москва слишком велика для них. Встретиться здесь не так просто, как, скажем, в родном Каневе.
Ему вспомнился толстяк с «Вечеркой», который сидел между ним и Токджан на бульваре. Тогда приходилось разговаривать, как через стену. Может, и теперь их разделяет стена, но уже настоящая, каменная? Разве нельзя предположить, что они живут в Москве в одном доме, только в разных квартирах, разгороженных капитальной стеной?
Мысль об этом показалась Федотову такой обидной, что он решился сделать то, с чего, собственно говоря, ему полагалось начать. Он пошел в канцелярию университета.
