Дарю вам праздник - [62]
Может, порок крылся во мне самом? В моем темпераменте, характере, а вовсе не в степени моей подготовленности и способах использования материала? Может, я подсознательно старался не связывать себя безоговорочным принятием той или иной концепции, старался уйти от выбора, от поступка? То, что я написал первый том ничего не значило, ибо он был не поступком, а всего лишь его частью; замерев сейчас в бездействии, я вполне мог бы остаться сторонним наблюдателем.
Однако не совершать поступков — это тоже поступок, и вдобавок такой, который не устраивал ни доктора Полка, ни меня. Да и что оставалось делать? Договор был заключен на весь текст. Я обязан был передать второй том в издательство через полтора года после выхода в свет первого. Сбор материала был закончен; речь шла не о его корректировке, но о проведении всего исследования заново, о полной переоценке и, возможно, полном отказе от уже сделанного. Речь шла о том, чтобы начать с нуля. Это была работа, на порядок более объемная, чем уже проделанная, и к тому же столь унылая, что я чувствовал: мне ее не одолеть.
Конечно, публиковать исследование, в выводах которого сам не уверен, нечестно; но не довести до ума свои наброски — малодушно.
Коротко и путано я рассказал о своих колебаниях Кэтти. Она ухитрилась ответить так, что вроде бы и ободрила меня, но странно донельзя…
— Ходж, — сказала она. — Ты меняешься, ты взрослеешь, и это к лучшему, хотя я любила тебя и таким, какой ты был. Не бойся отложить работу над книгой хоть на год, хоть на десять, если надо. Ты должен написать ее так, чтобы она устраивала прежде всего тебя самого, а что скажут издатели и читатели — неважно. Но, ходж, никакие твои сомнения, никакой глупый твой страх оказаться пассивным наблюдателем не должен заставить тебя что-либо упрощать. Рационализировать. Улучшать. Обещай мне это.
— Не понимаю, о чем ты, Кэтти. Какие улучшения? История такова, какова она есть.
Она задумчиво посмотрела на меня.
— Помни это, Ходж. Пожалуйста, всегда помни.
17. ЭЙЧ-ЭКС-1
Я не мог заставить себя следовать голосу совести или хотя бы совету Кэтти; но не мог я и работать по-прежнему, как если бы вообще не получал письма, камня на камне не оставившего от моей веры в себя. И потому, отнюдь не принимая сознательного решения отложить написание книги, я просто перестал что-либо делать — чем еще более усугубил ощущение собственной виновности и никчемности. Закрепленные за мною товариществом хозяйственные обязанности не занимали и трети дня, так что, хотя я буквально вверх дном все перевернул в стойлах и хлевах, у меня оставалась уйма времени, и я слонялся туда и сюда, капризный, раздражительный, отрывал от работы Кэтти, мешал Агати, мешал Мидбину — я никак не решался рассказать ему о своих мучениях, — и, в конце концов, все стали просто шарахаться от меня. Тогда случилось то, что должно было случиться: ноги привели меня в монтажную, к Барбаре.
Барбара и Эйс основательно перекроили старый хлев. Кое-где я узнал характерный почерк Кими — в конструкционных особенностях стен, мощных несущих балках, рядах скошенных внутрь окон, дающих достаточно света, но не пропускающих прямых солнечных лучей; однако все остальное было подчинено исключительно нуждам Барбары.
На высоте около десяти футов, обегая помещение по кругу, лежал на вертикальных стальных опорах узкий помост. В прорези помоста высовывались телескопические трубы многочисленных приборов; все они были направлены наклонно вниз, на геометрический центр пола монтажной. Этот центр охватывало кольцо чистейшего стекла дюйма в четыре шириной, прикрепленное к опорам помоста стеклянными скобами. Приглядевшись, я заметил, что оно не сплошное, а состоит из отдельных секций, хитроумно сращенных стеклянными муфтами. С внешней стороны кольца, вдоль стен, теснились разнообразные механизмы — их глухие кожухи оставляли открытыми лишь панели с циферблатами и приборами управления, а по углам громоздились, буквально царя над прочей мелочью, какие-то чудовищные агрегаты. Сверху нависал большой блестящий отражатель.
В монтажной никого не было, и я бесцельно побрел по кругу, опасливо обходя подальше таинственные аппараты. И вдруг поймал себя на том, что, куда бы ни падал мой взгляд, в голове гвоздит: все это хозяйство оплачено деньгами моей жены. Спохватившись, я отругал себя: Кэтти в неоплатном долгу перед Приютом, как и я. Наверное, можно было найти для денег лучшее применение — но, если уж тратить их здесь, где гарантия, что, вложенные в астрономию или зоологию, они принесли бы больше пользы? За восемь-то лет я навидался многообещающих проектов, которые кончались ничем.
— Нравится, Ходж?
Я и не слышал, как она подошла сзади.
Мы были с ней наедине впервые с момента разрыва. Два года…
— Похоже, вы потрудились не на шутку, — уклончиво ответил я.
— Да, не на шутку.
Такой я ее никогда не видел. Щеки ее пылали, под глазами залегли глубокие тени. Она сильно похудела.
— Это вот мы монтировали в последнюю очередь. Теперь все закончено. Вернее, теперь-то все и начнется. Как посмотреть.
— Все сделано?
Она кивнула. Ее торжествующий взгляд лишь подчеркивал ее очевидное крайнее утомление.
На ферму Мэксиллов прилетел пришелец. Он выглядит совсем как человек, только на руках у него по четыре пальца. Его родной мир далеко ушел по пути прогресса, там он считается недоумком. Он прирожденный фермер, но на его родине такой талант бесполезен, поэтому он и прилетел на Землю. © Ank.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
При пении Милицы Кориус, при исполнении ею сказок Венского леса её сильному и звонкому голосу стал вторить в кустах один соловей, затем в листве отозвался второй соловей. Когда голос ее рассыпался бисерным каскадом, два соловья пели вместе с ней в терцию и в кварту.
…Европа 1937. Герцог Виндзорский планирует визит в Германию. В Рейхе назревает конфликт между Гиммлером и высшими чинами Вермахта. Отельный воришка Хорст Локенштейн по прозвищу Локи надеется вытащить бриллианты из сейфа, но ему делают предложение, от которого нельзя отказаться. Надеешься выжить – представь, что ты король. Леди Палладии Сомерсет осталось жить не больше года, ей надо успеть многое. Главное – выполнить поручение дядюшки Винни. Без остановок, без пощады, без раскаяния. Как подобает солдату Его Величества. Британский лев на охоте, смертоносные снаряды в подвале, пуля в затылок.
…Европа 1937 год. Муссолини мечтает о Великой Латинской Империи. Рейх продолжает сотрудничать с государством Клеменцией и осваивает новые технологии. Диверсант Николас Таубе очень любит летать, а еще мечтает отомстить за отца, репрессированного красного командира. Он лучший из лучших, и ему намекают, что такой шанс скоро представится. Следующая командировка – в Россию. Сценарист Алессандро Скалетта ди Руффо отправляется в ссылку в Матеру. Ему предстоит освоиться в пещерном городе, где еще живы старинные традиции, предрассудки и призраки, и завершить начатый сценарий. Двое танцуют танго под облаками, шелестят шаги женщины в белом, отступать поздно.
…Европа, 1937 год. Война в Испании затихла, но напряжение нарастает, грозя взрывом в Трансильвании. В Берлине клеймят художников-дегенератов, а в небе парит Ночной Орел, за которым безуспешно охотятся все спецслужбы Рейха. Король и Шут, баварцы-эмигранты, под чужими именами пробираются на Родину, чтобы противостоять нацистскому режиму. Вся их армия – два человека. Никто им не поможет. Матильда Шапталь, художница и эксперт, возглавляет экспедицию, чтобы отобрать лучшие картины французских экспрессионистов и организовать свою выставку в пику нацистам.
История о приключениях непостижимой Эллис Тайнотт, прибывшей из далекого космоса на Старую Землю и узнавшей о ней гораздо больше, чем она могла ожидать.