Дары Пандоры - [18]

Мелани знакома с ревностью. Она сама ревнует каждый раз, когда мисс Джустин разговаривает с кем-то, кроме нее, в классе. Ей хочется, чтобы она всегда была только с ней. Каждый раз, заново понимая, что это невозможно, ее сердце испуганно замирает.

Но мысль, что сержант тоже может испытывать ревность, сводит ее с ума. Получается, что он не всевластен – и она как раз стоит на границе, за которой кончается его власть.

Эта идея поддерживала ее некоторое время. Но часы продолжали тянуться, и никто не приходил – несмотря на то, что она научилась подолгу ждать и ничего не делать, время тяжелым грузом давило на плечи. Она пытается рассказывать себе разные истории, но они разваливаются в ее голове. Придумывает математические задачи и решает их, но это слишком легко, когда сам создаешь себе проблемы. Ты уже на полпути к разгадке, даже не начав толком думать об этом. Она устала, но в инвалидном кресле особо не отдохнешь.

Прошло много-много времени перед тем, как она услышала поворот ключа в дверном замке и скрежет металлических штифтов. Тяжелая серая дверь с грохотом отворилась. Чьи-то шаги в коридоре эхом отзывались у нее в камере. Сержант? Он вернулся, чтобы уничтожить ее?

Кто-то подошел к камере Мелани и начал открывать дверь.

В дверном проеме стояла мисс Джустин. «Все хорошо, – сказала она. – Я здесь, Мелани. Я пришла за тобой».

Мисс Джустин делает несколько шагов к креслу и начинает с ним бороться, как Геракл с Немейским львом или Лернейской гидрой. Ремешок, стягивающий руку, легко поддается. Мисс Джей опускается на колени и берется за ремни на ногах. Правый. Потом левый. Все это время она бормочет себе под нос проклятия. «Да он ненормальный! Зачем? Зачем такое делать?» Мелани почувствовала, что давление ослабло, и кровь вновь добралась до кончиков пальцев, вызывая приятное покалывание.

Она вскочила на ноги, ее сердце готово взорваться от счастья. Мисс Джустин спасла ее! Она инстинктивно протянула к ней руки навстречу. Ей хочется, чтобы мисс Джей гладила ее волосы, руки, лицо, чтобы они обнимались вечно.

И тут же замерла как вкопанная. Ее желваки напряглись, а изо рта вырвался протяжный стон.

Мисс Джустин забеспокоилась.

– Мелани? – сказала она, протягивая к ней руку.

– Не надо! – прокричала она в ответ – Не трогай меня!

Мисс Джустин остановилась, но она так близко! Так близко! Мелани заскулила. Голова готова разлететься на мелкие кусочки. Она делает шаг назад, но онемевшие ноги еще не держат ее, и она падает на спину. Запах, замечательный, ужасный запах наполняет комнату, ее разум, ее мысли. Все, чего она сейчас хочет, это…

– Уходи! – простонала она. – Уходи, уходи, уходи!

Мисс Джустин не двигается.

– Уходи, или я уничтожу тебя! – кричит Мелани. Она в отчаянии. Ее рот полон густой слюны, похожей на грязь после оползня. Челюсти сами собой начинают стучать. Комната плывет перед глазами.

Мелани болтается над пропастью, ухватившись за самый конец тоненькой веревочки. Она вот-вот упадет, и даже знает куда.

– О боже! – всхлипывает мисс Джустин. До нее наконец доходит, и она отступает. – Прости меня, Мелани. Я совсем забыла!

Душ, нужно было принять химический душ. Среди всего многообразия запахов, что слышала Мелани, одного точно не хватало: запаха химикатов, которыми их опрыскивают каждое воскресенье и которыми пахнет от учителей.

Мелани сейчас чувствует то же, что некогда ощутил Кенни, когда сержант смыл химикат со своей руки и поднес ее вплотную к его лицу. Но тогда она лишь отдаленно поняла, что же это за чувство.

Что-то открывается в ней, чей-то рот – шире, шире, шире и все время кричит, – но не от страха, а от желания. Мелани кажется, что она нашла подходящее слово. Это голод. Когда дети едят после душа, это не из-за того, что они голодны. Личинки сваливают в миску, а вы просто кладете их в рот, без особого желания и неприязни. Но в историях, которые она слышала, все иначе. Люди хотят и должны есть, а когда поедят – чувствуют себя сытыми. Это приносит им ни с чем не сравнимое удовольствие. Мелани вспомнила песенку, которую они когда-то учили всем классом: «Ты мой хлеб, когда я голоден». Голод заставляет Мелани изогнуться, как лук Ахиллеса с натянутой тетивой. И мисс Джустин будет ее хлебом.

– Вам нужно уйти, – сказала она. Ей кажется, что сказала, потому что стук сердца, громкое дыхание и кровь гудят в ушах. Она делает знак. Уходи! Но мисс Джустин стоит как вкопанная, не зная, бежать или попытаться помочь.

Мелани с трудом поднимается, ее руки расставлены. Почти как минуту назад, когда она просила, чтобы ее взяли, но теперь она прижимает руки к животу мисс Джустин.

касаясь касаясь касаясь ее.

И сильно отталкивая прочь. Она сильнее, чем могла себе представить. Мисс Джустин отшатнулась, чуть не упав. Если бы упала, она была бы уже мертва. Превратилась бы в хлеб. Мышцы Мелани напрягаются, извиваются и завязываются в узлы под кожей. Держать их под контролем становится почти невыносимо.

Она дает им волю, облекая в рев.

Мисс Джустин пятится, спотыкаясь, выходит из камеры и захлопывает дверь. Мелани идет к двери, одновременно стараясь отойти от нее назад. Человек с большой собакой на поводке, собака тащит человека вперед, тот упирается, они оба поместились в ней, сражаются друг с другом, не обращая на нее внимания. Запах, голод наполняют ее с головы до пят, но мисс Джустин уже за дверью. Мелани скребет по ней ногтями, удивляясь глупости своих непослушных пальцев. Дверь не открыть, но животному внутри плевать на это.