Дарвин в городе: как эволюция продолжается в городских джунглях - [13]
Через два года для ворон настали совсем трудные времена. Охотник стал ездить на отстрел в машине супруги или надевать смешную красную шляпу, чтобы его не узнали, а уклоняться от пуль удавалось лишь малому числу птиц. Через некоторое время (к слову, немалое) почти все они были истреблены – их чучела хранятся в Музее естественной истории Роттердама. Впрочем, ходят слухи, что несколько особей выжили.
Узнать наверняка, сколько их осталось (если это правда) и где они теперь обитают, очень сложно. На нидерландском сайте waarneming.nl, куда натуралисты выкладывают свои наблюдения за дикими животными, о домовых воронах нет ни слова: никто не хочет навести охотника на их след. В группе на Facebook, посвященной воронам, тоже тихо. Я пишу Сабине Риткерк, члену комитета по защите ворон, и объясняю, что хочу добраться до рыбного рынка и поискать беглянок. Сначала она отвечает с явным недоверием и утверждает, что в Хук-ван-Холланде не осталось домовых ворон, но в ходе переписки мне все-таки удается убедить ее, что ни на каких охотников я не работаю. В конце концов она сообщает мне по секрету, что выжившие особи покинули территорию рынка и теперь живут там, где безопаснее. «Они прячутся среди людей – там, где охотники их не достанут. Попытайте удачи в торговом центре», – советует она.
Итак, на дворе прекрасное летнее утро, и я отправляюсь в торговый район Хук-ван-Холланда, где скрываются домовые вороны. Там на площади помимо стриженых вязов можно найти несколько закусочных, газетный киоск, два соперничающих друг с другом супермаркета и винный магазин. Я хожу по площади с биноклем наготове, но вокруг видны только галки и серебристые чайки. На втором круге мне наконец улыбается удача: я замечаю, как прямо передо мной через дорогу вместе с пешеходами шагает самец домовой вороны – точно такой же, каких я видел пару недель назад в Сингапуре. Даже не шагает, а вышагивает. Ноги у него длинные, походка уверенная, лоб высокий, клюв длинный, туловище буро-серебристое, черные крылья отливают металликом – словом, залюбуешься. Я успеваю один раз его сфотографировать, прежде чем он запрыгивает на тротуар, взлетает и скрывается в кроне вяза. Прямо под деревом расположена одна из закусочных, так что я присаживаюсь и заказываю чашечку кофе. Птица тем временем прячется в листве и покрикивает – то грубым голосом, то мелодичным и чуть скрежещущим. Я отправляю снимок Сабине Риткерк, и она тут же отвечает: «О, здорово, что вы его нашли. Он часто там ошивается. Очень крикливый. Красавчик, правда?»
Несколько часов спустя я стою в хранилище Роттердамского музея естествознания и заглядываю в коробку с чучелами домовых ворон – 26 бедняжек, попавших под охотничьи пули. Наверное, это братья и сестры, дяди и тети, родители и приятели того самца, что утром у меня на глазах переходил дорогу. К лапке каждого чучела прикреплена бирка. Черные и неподвижные, они напоминают мешки с телами после уличной перестрелки. «Они действительно очень красивы, – соглашается со мной Кес Муликер, директор музея. – Жаль, что в Хук-ван-Холланде такое творится. На них охотятся из политических побуждений, а вовсе не экологических. Хорошо, что мы все-таки убедили власти разместить тушки у нас в музее, а то их бы просто уничтожили. Это ведь единственные представители своего вида в Европе. Замечательный материал для исследований».
Домовые вороны – пока что последние экспонаты в коллекции музея, попавшие туда прямо из города. Муликер провожает меня к стальному стеллажу, который доверху набит чучелами лисиц, завернутыми в прозрачный полиэтилен, чтобы до них не добрались насекомые. В последнее время лисы стали все чаще наведываться в город. Иногда они попадают под машину и оказываются в музейном хранилище. Недавно кураторы музея даже изготовили экспонат из содержимого желудка одной из лисиц: плоды шиповника, небольшой кролик, яблоко, шаурма и вишня в густом сиропе – можно прям отследить переход рыжей с деревенской пищи на городскую.
Музей также интересуется исчезнувшими в городе видами – например, белками обыкновенными (Sciurus vulgaris), которые до 1990-х обитали в самом большом городском парке. Муликер показывает мне чучело белки – его неуклюже прикрепили к прибитой к доске ветке. «Несколько лет назад к нам зашла пожилая женщина и принесла вот это. Обычно мы не принимаем в дар подобные поделки, но она сказала, что трупик этой белки нашли в парке в 1966 году. Это наш единственный экспонат того времени, когда беличьей популяции ничто не угрожало. Вышло довольно мило».
А уж в выставочном зале музея городская природа показана во всей красе. На одной из витрин можно полюбоваться на лебединые и голубиные гнезда, построенные из пластиковых бутылок, кусков пенопласта, проволочной сетки и канцелярских резинок – в городе все это найти намного легче, чем ветви и прутья. На другой витрине выставлены всевозможные виды моли, обитающие в центре Роттердама. Еще здесь можно найти гербарий из цветов, которые обычно растут в соленой почве на морском побережье, но уже перебрались к дорогам, где почва пропитана солевым составом против обледенения. Есть здесь и растения, которые променяли скалы южноевропейских гор на каменные стены роттердамского острова тепла.
