Дар слов мне был обещан от природы - [7]

Шрифт
Интервал

Но все растет беда, ее не проиграли
Ни мы и ни они, нигде и никогда.
Вот разбудил затвор упругим треском стали
Ее глухих богов — и все растет беда.
Смыкается заря над поздним вертоградом.
Допьем свое вино, о жизни говоря,
И выйдем посмотреть, как горным водопадом
Вкруг нашей гибели смыкается заря.

1935

Крепко замкнутые ставни
Не смеются и не плачут,
Ибо помнят о недавней,
Но славнейшей наипаче.
И иначе не могли бы,
Разве делают иначе,
Раз детей выводят рыбы
В ворохах костей казачьих.
О недавней, о последней
Память темную храня,
Не спеша, идет к обедне
Павших воинов родня,
А в вечернем полумраке
У дорог и бездорожий
Грустно воют их собаки,
Потому что помнят тоже.

1935

1

Просить ли тебя о другом?
Но отблеск весеннего месяца
Тебя не покинул и днем.
Ты — нежить! Ты — смерти предвестница!
Ты совесть соблазнов моих!
Ты страшного века ошибка!
И месяц — твой первый жених —
В глазах твоих плавает зыбкий.

2

Ты приходишь смертью невоспетой,
Холодом тяжелым черных дней.
Почему ж ты золотом одета
Дольней Осени и в дружбе с ней?
Плеч, бровей и пальцев очертанья
Здесь, где все — лишь гибельная весть…
Но и Дольней Осени названье
При тебе не смею произнесть.

1935

3

Nec tecum nec sine te vivere possum.

Ovidius Naso
В этой жизни, жизни слишком мало.
Этот белый свет — мне черный дым.
Ты вчера спокойно мне сказала:
— «Мне сегодня весело с другим».
 Я молчу. Тебе в моем ответе
Нет нужды, и я молчу, скорбя
Лишь о том, что мне на этом свете
Плохо и с тобой, и без тебя.

1937

Возле сердца бродит скука
И стреляет в нас из лука.
Попадает в сердце нам,
И стекает кровь по дням.
Дни, окрашенные красным,
Не должны пропасть напрасно.
Этих дней пустую грусть
Я запомнил наизусть.
Встало «Нет» над сердцем пригвожденным,
Искаженным светом рвет эфир,
И тоскует стадом оскопленным,
Стадом полоненным, дольний мир.
Холодно, и в парке побелели
Ветви лип и барельефы ваз.
Тот же иней лег в моей постели
В первый раз подумавшем о Вас.

1935

Как только я вдруг вспоминаю
Таежную ночь и ветра,
Байкал без конца и без края,
Дымок голубой от костра,
Гольцов величавые дали.
Ручьи на холодных камнях,
То сердце болит от печали
И слезы в сомкнутых глазах.
Там небо туманами щедро.
Там гнется под ношей спина,
Но там высочайшие кедры,
Там воды вкуснее вина.
Там в шорохе сосен таежных
Я древнюю слышал мольбу
К тому, кто мятежной, тревожной
И страшною сделал судьбу.
Смотри, мой дорожный товарищ,
Как в сопках пылает закат,
В нем заревом древних пожарищ
Китайские веси горят.
Смотри, на сосне от удара
Прозрачная стынет смола —
Так плакали девы Отрара
Над замком, сгоревшим дотла.

1937

В чужих словах скрывается пространство:
Чужих грехов и подвигов чреда,
Измены и глухое постоянство
Упрямых предков, нами никогда
Невиданное. Маятник столетий
Как сердце бьется в сердце у меня.
Чужие жизни и чужие смерти
Живут в чужих словах чужого дня.
Они живут, не возвратясь обратно
Туда, где смерть нашла их и взяла,
Хоть в книгах полустерты и невнятны
Их гневные, их страшные дела.
Они живут, туманя древней кровью,
Пролитой и истлевшею давно
Доверчивых потомков изголовья.
Но всех прядет судьбы веретено
В один узор; и разговор столетий
Звучит как сердце, в сердце у меня.
Так я двусердый, я не встречу смерти,
Живя в чужих словах, чужого дня.

1936

Мглистый свет очей во мгле не тонет.
Я смотрю в нее, и ясно мне:
Видно там, как в пене бьются кони,
И Москва в трезвоне и огне.
Да, настало время быть пожарам
И набату, как случалось встарь,
Ибо вере и законам старым
Наступил на горло буйный царь.
Но Москва бессильней крымских пленниц
На коленях плачет пред царем.
И стоит гигант-преображенец
Над толпой с кровавым топором.
Мне от дыбы страшно ломит спину,
Колет слух несносный скрип подвод,
Ибо весь я страшно отодвинут
В сей суровый и мятежный год.
Православный люд в тоске и страхе
Смотрит на кровавую струю,
И боярин на высокой плахе
Отрубает голову мою.
Панихида, и в лампадном чаде
Черные закрытые гроба.
То, что я увидел в мглистом взгляде,
То моя минувшая судьба.

1934

Боги, азартно играя костями,
Сели за каменный стол.
Было им скатертью бранное знамя,
Свечками — зарева сел.
Боги построили пир знаменитый —
Яства и вина рекой,
Женской тоской они сделались сыты,
Пьяные кровью мужской.
Боги — вы сыты, вам весело, что же
Сбились испуганно в круг?
Что ж не ведете на брачные ложа
Ваших прекрасных подруг?
Иль покрывала мешают веселью,
Негде склонить головы?
Доблесть погибших вам служит постелью,
Ныне бессмертных, как вы.
Скучно и скудно в нагорной твердыне,
Холоден светлый чертог.
Бывший убийца и мученик ныне
Спросит: «Где чаша мне, Бог?»
Кладбища пусты, и полнятся залы
Теми, кто умер в бою:
Мертвые входят под своды Валгалы
Требовать долю свою.

1934

Красный месяц играет агавой
Волны лижут нагретый гранит
Переулок, увенчанный славой
Неожиданной властью разбит.
Ни к светилам не зная пристрастья,
Ни любви к искрометным волнам
Я клянусь неожиданной властью,
Раздробившей его пополам,
Что стезей венценосных прогулок
И себе и другим на беду
Я разбитый пройду переулок,
До конца непременно пройду.
Шелест гадов и возгласы птичьи,
И голодных зверей болтовня

Еще от автора Лев Николаевич Гумилёв
Этногенез и биосфера Земли

Знаменитый трактат «Этногенез и биосфера Земли» — основополагающий труд выдающегося отечественного историка, географа и философа Льва Николаевича Гумилева, посвященный проблеме возникновения и взаимоотношений этносов на Земле. Исследуя динамику движения народов, в поисках своей исторической идентичности вступающих в конфликты с окружающей средой, Гумилев собрал и обработал огромное количество научных и культурологических данных. В этой переведенной на многие языки уникальной книге, которую автор считал своим главным произведением, сформулированы и подробно развиты основные положения разработанной Л.


Древняя Русь и Великая степь

Книга выдающегося русского этнографа Льва Николаевича Гумилева посвящена одной из самых сложных и запутанных проблем отечественной истории — вопросу взаимоотношений Древней Руси и кочевников Великой степи на протяжении всего Средневековья. Увлекательная и эмоциональная, написанная безупречным языком, эта работа стала блестящей попыткой реконструкции подробной и целостной картины истории Евразии в XI–XIV веках.


Открытие Хазарии

Мысли и чувства автора, возникшие во время пятилетнего путешествия по Хазарии, как в пространстве, так и во времени, или биография научной идеи. Написана в 1965 г. н. э., или в 1000 г. от падения Хазарского каганата, и посвящена моему дорогому учителю и другу Михаилу Илларионовичу Артамонову.


История народа хунну

«История народа хунну» Льва Гумилева – одна из самых значительных работ этого величайшего российского ученого.Вы спросите, кто они такие, «народ хунну»? Так называли себя те, кого в европейской исторической традиции принято именовать Гунами, кочевой народ, обогативший генофонд едва ли не каждой европейской и азиатской нации.Величайшего из завоевателей «эпохи переселения народов» – царя гуннов Аттилу – помнят все. Но каковы были другие великие полководцы народа хунну, огнем и мечом покорявшие все новые и новые страны? Каковы были жизнь, культура и искусство гуннов? Какую судьбу уготовила им История? Вот лишь немногие из вопросов, ответы на которые вы получите в этой книге...


История народа хунну. Книга 1

«История народа хунну» Льва Гумилева — одна из самых значительных работ этого величайшего российского ученого.Вы спросите, кто они такие, «народ хунну»? Так называли себя те, кого в европейской исторической традиции принято именовать гуннами, кочевой народ, обогативший генофонд едва ли не каждой европейской и азиатской нации.Величайшего из завоевателей «эпохи переселения народов» — царя гуннов Аттилу — помнят все. Но каковы были другие великие полководцы народа хунну, огнем и мечем покорявшие все новые и новые страны? Каковы были жизнь, культура и искусство гуннов? Какую судьбу уготовила им История? Вот лишь немногие из вопросов, ответы на которые вы получите в этой книге…


Полное собрание сочинений

В книгу включены важнейшие работы Л.Н. Гумилева: «От Руси до России», «Конец и вновь начало», «Этногенез и биосфера Земли». В первой книге известный русский историк и географ рассматривает историю России, которая тесно переплетается с историей соседних государств и племен. Сочетание традиционных приемов исторического исследования с глубоким географическим анализом позволило автору создать целостную картину развития Российского государства в контексте мировой истории. «Конец и вновь начало» представляет собой цикл лекций по народоведению, прочитанных автором в 1980-е годы.


Рекомендуем почитать
Сумка с книгами

Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965) — один из самых проницательных писателей в английской литературе XX века. Его называют «английским Мопассаном». Ведущая тема произведений Моэма — столкновение незаурядной творческой личности с обществом.Новелла «Сумка с книгами» была отклонена журналом «Космополитен» по причине «безнравственной» темы и впервые опубликована в составе одноименного сборника (1932).Собрание сочинений в девяти томах. Том 9. Издательство «Терра-Книжный клуб». Москва. 2001.Перевод с английского Н. Куняевой.


Собиратель

Они встретили этого мужчину, адвоката из Скенектеди, собирателя — так он сам себя называл — на корабле посреди Атлантики. За обедом он болтал без умолку, рассказывая, как, побывав в Париже, Риме, Лондоне и Москве, он привозил домой десятки тысяч редких томов, которые ему позволяла приобрести его адвокатская практика. Он без остановки рассказывал о том, как набил книгами все поместье. Он продолжал описывать, в какую кожу переплетены многие из его книг, расхваливать качество переплетов, бумаги и гарнитуры.


Потерявшийся Санджак

Вниманию читателей предлагается сборник рассказов английского писателя Гектора Хью Манро (1870), более известного под псевдонимом Саки (который на фарси означает «виночерпий», «кравчий» и, по-видимому, заимствован из поэзии Омара Хайяма). Эдвардианская Англия, в которой выпало жить автору, предстает на страницах его прозы в оболочке неуловимо тонкого юмора, то и дело приоткрывающего гротескные, абсурдные, порой даже мистические стороны внешне обыденного и благополучного бытия. Родившийся в Бирме и погибший во время Первой мировой войны во Франции, писатель испытывал особую любовь к России, в которой прожил около трех лет и которая стала местом действия многих его произведений.



День первый

Одноклассники поклялись встретиться спустя 50 лет в день начала занятий. Что им сказать друг другу?..


Разговор с Гойей

В том выдающегося югославского писателя, лауреата Нобелевской премии, Иво Андрича (1892–1975) включены самые известные его повести и рассказы, созданные между 1917 и 1962 годами, в которых глубоко и полно отразились исторические судьбы югославских народов.


Поэты пражского «Скита»

Центрами русской литературной эмиграции были не только Париж и Берлин. С ними пыталась соперничать и Прага. «Скит» — русское эмигрантское литературное объединение, существовавшее в Праге с 1922 по 1940 г. Его бессменным руководителем был выдающийся русский литературовед и критик Альфред Людвигович Бем (1886–1945?). В книге «Поэты пражского „Скита“» на основе архивов Праги, Москвы и Санкт-Петербурга и эмигрантской периодики впервые широко представлено стихотворное творчество участников этого объединения. В нее целиком включены также выходившие за рубежом поэтические сборники В. Лебедева, Д. Кобякова, Э. Чегринцевой, А. Головиной.


Любовь к далекой

 Виктор Викторович Гофман - один из последних русских символистов, поэт, прозаик, публицист и литературный критик. В книге впервые после 1918 года собрано полностью художественное наследие В.Гофмана, представлены все его поэтические сборники, юношеские стихи, проза. В издание включены письма Гофмана к В.Я.Брюсову и А.А.Шемшурину, воспоминания о поэте. Музыка стиха В.В.Гофмана, все то, что в русской критике было названо "гофмановской интонацией", - все это оказалось живым и востребованным, проросло в творчестве других мастеров русской поэзии 20 века.