Дар над бездной отчаяния - [106]
И тут Распутин заметил стоявшего у стены Григория, бросился к нему, пал перед ним на колени, поцеловал троекратно.
– Вот ты какой, ладный да складный. Милота ты моя светлая, – приговаривал он ласково.
– Чудак ты, право, как на Пасху целуешься, – засмеялся Гриша, удивлённый и смущённый радостью Распутина.
– Любить друг дружку братской любовью Господь заповедовал ныне и присно и во веки веков. – Григорий Ефимович встал с колен, крикнул – Акилина, стол нам накрой. Гость к нам светлый приехал, – повёл глазами на окаменевшего Стёпку, тоже расцеловал. – А ты, братец, из какого сословия происходишь?
– Сирота я, без отца-матери. В цирке вырос. – Стёпка расстегнул полы пальто. – Сваришься тут у вас от жарыни.
– Жар костей не ломит. Верно сделал, что из скоморохов в услужение к нему ушёл, – Распутин опять повернулся к Григорию. – Пойдём в кибинет. Берись.
Ловко подхватил Гришу, вместе со Стёпкой занесли его в кабинет. Это была просторная комната с большим круглым столом посередине. На нём стоял большой медный самовар. В его начищенных боках отражался букет живых красных и белых роз. У стола стулья и кресла, обитые дешёвой тканью. У стены под окном темнел длинный кожаный диван. Налево у двери на узорной подставке телефон, рядом бумага с длинным списком абонентов.
– Несусветно люблю розы. Запах от них, как в раю, – увидев, что Григорий обратил на цветы при стальное внимание, сказал Распутин. – Великое дело ты сотворил – портрет государя и всей семьи написал. Лики будто святых изобразил. Далеко вперёд видишь, брат. Поразил ты своей картиной меня, тёзка, до самых печёнок поразил.
Наследника болезнь в чертах лица произвёл. И государя, помазанника Божьего, изобразил во всей его любви народной и значении. Аристократия, она ведь глядит на Него, как равного себе. Теми же мерками меряет. Григорий видел, как старец, говоря о государе, разом преобразился, его голос налился силой, зазвенел.
– Он предстатель перед Господом за весь наш народушко, за всех христиан. Молитвенник за землю русскую. Могучий самодержец, защититель Православия и Божьей правды на земле. А они его всяко шпыняют, карикатурами осмеивают. Тьфу! – Распутин, забыв, что звал пить чай, в волнении вставал с дивана, ходил, опять садился рядом с Григорием. – У них руки чешутся воевать. Все эти аристократы, революционеры спят и видят войну. У нас своей земли много. Христос завещал мир. Лишать жизни, отнимать душу, Господом данную, кто дал право?
Страшный грех – война. Бездна, кровь и слёз море. А великий князь Николай Николаевич не понимает всей пагубы. Тяжко Божье наказанье, когда уже отнимет путь, – начало конца. Чего тебе, Акилина?
– Опять энтот чернобурый из газетки по проводу звонил, – вошла и встала у дверей женщина в зелёном платье. – Опять тебя костерил, грозили пропечатать. Я и кликать тебя не стала.
– Слыхал, Гриша? – Распутин дотронулся до его плеча. – Какой день по телефону злословят, грозят убить… Что мне смерть? Я её нисколько не боюсь. Буду рад, коли Господь прекратит мои земные муки. Лучше бы не от руки злодеев. Ну, это ладно. Это я вгорячах. На сердце скопилось. – Распутин улыбнулся. – Ты про себя расскажи, Божья душа, как сподобился такого дара? Ведь ты, Гриша, росточком обрублен, а образом велик… Мы бегаем, скачем, а ты выше нас. Мы в грехах, как в шелках, а ты чист. Он к тебе и подступиться боится, нечистый-то. Постой, в телефон дребезжат. Акилина! Акилина! – Не докричавшись, Григорий Ефимович, как показалось Григорию, с опаской взял чёрную, как коромысло с игрушечными ведёрками, штуку, прислонил к уху, и тут же лицо его сделалось испуганно-злым. – Меня-то паскудите, родных хоть не трожьте, они чем вам провинились, – выкрикнул он в чёрный кружок-ведёрко. Подтянул провод, приставил трубку к уху Григория. – Вот, послухай.
– …Мерзавец, мы поняли, это тебя газета разоблачила. Ты изнасиловал гимназистку ночью в парке, – услышал Григорий обжигавшие, будто брызги кипятка, слова. – Мы тебя поймаем и выложим, как хряка!..
Видя исказившееся лицо Григория, Распутин отнял от его уха трубку, бросил на рычажки.
– По десять раз на день трезвонят. Чего только не брешут. Бог им судья. И все за то, что отговариваю государя воевать.
Великий князь Николай Николаевич уж и санитарные поезда подготовил, и мобилизацию… Я пал перед государем на колени. Уж не знаю, откуда на язык слова пришли. Уговаривал не воевать. Прислушался он. А великий князь грозился меня за это повесить. Вон, по телефону, слыхал, убить грозятся. И знаю, убьют, отмучаюсь…
– Пошто на себя накликаешь? Бог не выдаст, свинья не съест, – ошарашенный угрозами из «коромысла», сказал Григорий.
– Эх, милый мой Гриша, запомни, что я тебе скажу. Меня убьют. Я уже не в живых. Но если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то государю некого опасаться, но, если убийство совершат царские родственники, то ни один из царской семьи, ни дети, – никто не проживёт дольше двух лет. Тогда братья восстанут на братьев и будут убивать друг друга.
– Отколь ты знаешь? – вытаращился на него Стёпка. – Страсти эдакие пророчишь.
– Есть на то мне, милый, Божеское указание. – буднично-просто сказал старец, как о деле, давно известном. Григорий во все глаза глядел на побледневшего Распутина, молчал, потрясённый
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».