Дар или проклятие - [11]

Ему стало стыдно – ребята сработали на совесть, но задерживаться он просто больше не мог: душным тягучим комом накатило беспокойство. Он пытался говорить себе, что его не касаются проблемы совсем чужой Натальи, что у нее есть муж, и он, Вершинин, совсем ей не нужен, да и она ему не нужна, ему хватает Танечки, но уговоры не помогали. Вершинин извинился перед присутствующими, попросил еще раз проверить все без него, успокаивая себя тем, что на тестирование еще есть в запасе несколько дней, и через сорок минут въезжал в уже знакомый двор.

Припарковался он удачно, наискосок от ее подъезда. Как и утром, обошел двор, непонятно отчего заметно успокаиваясь, и снова устроился в машине, глядя на выкрашенную зеленой краской дверь.

Он едва не пропустил ее: сегодня она была в другой куртке, в темно-красной, он не знал точно, как называется этот цвет. Видно, после вчерашнего кувырканья на ледяном асфальте светлая куртка пришла в полную негодность. Сначала он хотел выскочить из машины, но понял, что догнать ее не успеет, и наблюдал, как тонкая фигурка скрывается за унылой зеленой дверью подъезда. Он еще посидел, ни о чем не думая, и только тогда понял, что очень хочет есть, потому что времени перекусить на работе не было, и тут же опять почувствовал острую тревогу, почти панику, потому что опасность могла подстерегать ее в подъезде. Он выскочил из машины, мгновенно оказавшись у зеленой двери, набрал код – видел вчера, какие кнопки она нажимала, и побежал вверх по лестнице. В подъезде было тихо, вернее, из квартир доносились уютные вечерние звуки, слабо различимые голоса, почти неслышная музыка. Ничего страшного, неожиданного не было. Он задержался у ее двери, откуда доносились голоса – мужской и женский, отчего-то почувствовал острую обиду и тут же поднялся выше, к самому чердаку, загороженному железной решеткой.

Вниз он спустился не торопясь, почему-то заспешив только на ее этаже. Снова сел в машину и принялся смотреть на дверь подъезда. Напоминал себе, что голоден, понимал, что нужно уезжать, но не трогался с места.

Наташа слонялась по квартире, радуясь, что родители в отпуске, звонить не будут, и можно отключить все телефоны. Почему-то знакомые вещи казались чужими, и ей было страшно к ним прикасаться. Она уже выкурила на кухне полпачки сигарет, в доме стоял отвратительный запах и чуть ли не висел дым, а она все ходила из комнаты в кухню и обратно, пока не увидела себя в висевшем в прихожей зеркале. Сначала Наташа даже не поняла, что смотрит на себя саму, держащуюся руками за волосы, как будто хочет их выдрать, и даже приблизилась к зеркалу, чтобы получше изображение рассмотреть, а потом ужаснулась. Ей не хотелось узнавать себя в смотревшей на нее безумными глазами незнакомой старой женщине, она же точно знала, что еще совсем недавно, утром, украдкой любовалась собой на работе.

Наташа решительно подошла к окну в кухне, открыла его почти настежь, достала из буфета большую рюмку, нашла в холодильнике початую бутылку коньяка, наполнила рюмку и выпила почти залпом. Подышала немного открытым ртом, снова наполнила рюмку и не торопясь направилась в комнату к компьютеру. Пока ноутбук загружался, она еще отпила немного, удивляясь полному отсутствию мыслей в голове. Снова захотелось курить, но она пересилила себя, поставила рюмку около клавиатуры и защелкала мышью, ища в списке файлов, уложенных той самой программой, фиксирующей каждого, кто включает компьютер, октябрь прошлого года. Она совсем не удивилась, увидев за спиной Виктора женщину, только для верности посмотрела на число – точно, 23 октября. Ее первая ночь в больнице.

Наташа отпила из рюмки, встала, снова прошлась по квартире и посмотрела на себя в зеркало. Слава богу, старая незнакомая женщина исчезла, это опять была она, Наташа, только очень бледная, с красными глазами, как при тяжелом гриппе.

Она вернулась к компьютеру, хотела сразу же удалить страшные снимки, но не удержалась, посмотрела на обнимавшую Витю женщину в ее, Наташином, розовом халате с вышитыми на нем ветками сирени.

Халат подарила мама, и Наташа его очень любила. Он был совсем старый, Наташа периодически подрезала торчащие из махровой ткани нитки, но ей никогда не приходило в голову купить себе другой. Почему-то именно то, что чужая женщина надевала ее халат, показалось Наташе самым ужасным и обидным, даже более обидным, чем то, что эта чужая баба обнимала ее мужа.

Она прошла на кухню, достала мусорный мешок и осторожно, двумя пальцами, сунула в него розовый халат. Потом подумала, прошла в маленькую спальню, зачем-то стянула постельное белье и сунула в тот пакет.

Вернулась к компьютеру, стараясь не смотреть на экран, стерла все файлы, аккуратно уложенные программой-камерой, вычистила «корзину» и выключила ноут.

Натянула куртку, проверила, не забыла ли ключи, взяла пакет и захлопнула за собой входную дверь.

Теперь она жалела, что видела любовницу мужа в своем халате. Лучше бы она не знала, с кем был Виктор, когда она лежала в больнице. Может быть, в этом случае ей не было бы сейчас так отвратительно. Женщину звали Катя. Наташа видела ее единственный раз совсем давно, даже странно, что сразу ее узнала. Она видела Катю, когда они впервые поссорились с Витей.