Дар Астарты - [73]

Я опять подошел к зеркалу. Моего отражения не было.

Я взял пепельницу и прижал ее к себе.

Пепельница висела в воздухе.

Меня охватило железное напряжение воли.

— Я хочу найти причину, — сказал я себе.

Я взял в руку саблю, которой была отрублена голова Ибрагима-паши. Сабля, как и книга и пепельница, казалась в зеркале висящей в воздухе.

Мои колени задрожали. Когда я положил саблю на ее прежнее место, в дверь раздался четкий и сильный стук.

«Что еще за невежливый стук!» — подумал я и произнес:

— Войдите!

Дверь открылась и в комнату вошел высокий крепкий мужчина. На мой взгляд, он был неуклюже сложен. Голова его была круглой, лицо также кругловато, а нос слишком мал.

Незнакомец небрежно поклонился и назвал имя, которое я не понял.

Я был еще в возбуждении от только что произведенных необычайных наблюдений. Однако, я заставил себя успокоиться и предложил стул незнакомцу, который, хотя и показался мне несимпатичным, но выглядел несомненным джентльменом.

Мужчина ответил коротким кивком, развалился глубоко в кресле, облокотился на его ручки и заиграл своими большими белыми женскими руками.

«Какая масса у него колец на мизинце», — подумал я.

При этом мне бросилось в глаза, что я и сам ношу на мизинце целую золотую колонку. «Да, но мои кольца — исключительные воспоминания», — сказал я себе. Что кольца незнакомца тоже могут быть воспоминаниями, мне не пришло в голову в тот момент.

Я увидел, что мужчина одет точь-в-точь в такой же костюм, как на мне, что у него такая же длинная часовая цепочка, какая была у меня уже много лет. Оделся он так преднамеренно, чтобы позлить меня?

Этого нельзя были предположить. Быть может, это было совпадением.

Я положил ногу на ногу и любезно спросил:

— Что вам угодно?

— Меня привела сюда просьба особого рода. Я знаю, что у вас есть необыкновенно красивые персидские ковры, которые вы купили у Ибрагима-паши.

— Да, вон они висят.

Мой собеседник бросил на ковры небрежный взгляд. Этот взгляд рассердил меня. Раз он хотел просить меня о любезности относительно этих ковров, он мог бы произнести хотя бы пару любезных фраз. Но он, точно скучая, продолжал смотреть на свои руки и проговорил:

— Я охотно купил бы у вас эти ковры.

«Невежа!» — подумал я.

Затем я громко сказал:

— Сожалею, но эти ковры не продаются.

Незнакомец оттянул вниз уголки рта, так что рот приобрел форму полумесяца. Серые, глубоко сидящие глаза засверкали под очками.

По моему телу точно забегали мурашки. Я нервно забарабанил по столу. Но незнакомец, имевший виды на мои ковры, не обращал на это внимания. Он вытянул пальцы, соединил их длинными ногтями, опять бросил на меня быстрый испытующий взгляд и — рассмеялся. При этом он обнаружил крепкие белые зубы.

— Вы продадите мне ковры, — проговорил он спокойно.

Я взглянул на него:

— Вы не ошибаетесь?

— Едва ли.

— Меня интересует причина.

— Пожалуйста. Слушайте. У меня самая большая в Германии коллекция шелковых ковров.

— Я полагал до этой минуты, что самая большая коллекция моя, а потом — коллекция коммерции советника Геброна.

— Вы и не можете знать моей коллекции. Она еще очень недавно в Европе. У вас есть несколько ковров, которые своей ценностью значительно превосходят ваше состояние. О, — взмахнул он своей женской рукой, — вы хотите сказать, что это меня совершенно не касается.

И затем он нарисовал мне картину моего имущественного положения.

Он говорил красноречиво, с таким знанием обстоятельств, сумел настолько загипнотизировать меня своим завуалированным голосом, что я в самом деле начал обдумывать возможность продажи ковров.

Я рассчитал, что на грандиозную сумму, которую предлагал мне незнакомец, мог бы купить три замечательных гобелена, принадлежавших одному молодому купцу, на которые я уже давно метил.

Я поднял глаза. Я увидел противного малого, условные жесты которого в соединении с самодовольной небрежностью производили на меня отвратительное впечатление. Я увидел и саркастическую гримасу, и это непрестанное доигрывание кольцами.

Я с удовольствием вздул бы его, настолько я ненавидел его в этот момент.

Я поднялся со своего места:

— Я не продаю ковры.

— Вы их продадите.

— Сожалею, но у меня нет более времени.

— Тогда я просто-напросто забираю ковры с собой.

Он взял стул, приставил его к маленькому коврику для молитвы и сказал:

— Пожалуйста, дайте мне клещи.

— Вон! Вы нахал!..

Незнакомец расхохотался и начал перерезать тесемки ковра.

Я вытащил из ящика письменного стола браунинг:

— Еще одна тесемка, и я выстрелю.

Рот незнакомца опять вытянулся вниз в виде полумесяца.

Он вынул из кармана маленький серебряный нож — у меня есть точно такой же — и начал срезать ковер.

Я поднял браунинг и начал считать:

— Раз…

Он спокойно резал дальше.

— Два…

Он уже наполовину срезал ковер.

— Три!

Раздался выстрел; пуля прошла сквозь тело незнакомца и через ковер.

Я ощущал в руке четырехгранную рукоятку револьвера. Я видел стул, ковер. Но ничто, никакое тело не упало на пол. Незнакомец исчез.

В тот же момент в комнату вошел, не стуча в дверь, маленький Плессов. Увидя меня, он побледнел и, видимо, ужаснулся. Но, тотчас же овладев собой, он сказал:

— Боже мой! Я с ума сошел? Я только что встретил вас у калитки. Вы сказали еще, чтобы я вошел и взглянул на новые гобелены.