Дар Астарты - [63]

Я очнулся в больнице. Сестра милосердия сидела у моей постели. Заикаясь, я спросил о Вере… Сестра приложила палец к губам. Потом я узнал все от доктора. Подъемная машина упала, Вера и служитель отеля были убиты…

Барон замолчал и неподвижно смотрел перед собой широко раскрытыми глазами, точно видел что-то ужасное.

— Вчера я был у психиатра, — проговорил он, наконец, хриплым голосом. — Но все пожимают плечами и никто не может сказать, чем я болен.

К. Мэтью МЕСТЬ ПРОФЕССОРА Из области спиритизма

— Не могу, не могу! Я не смею. Боюсь.

В комнате было темно, только огоньки догоравшего камина, прыгая искорками, освещали ее лицо и глаза, полные страха.

Он взял ее руку и сжал.

— Боишься? Чего? Что моя любовь умрет, когда ты будешь со мной? Что жизнь моей души погаснет при первом дуновении счастья? Клотильда! Клотильда! Я не могу выразить тебе словами, но посмотри в мои глаза! Разве ты не можешь прочесть? Дорогая, любимая, посмотри.

— Нет, нет! Я не смею… Не смею.

Она отшатнулась, закрыв лицо руками.

— Посмотри, посмотри, — зашептал он, притягивая ее.

Открыв глаза, она встретила его страстный взгляд.

— Любишь, любишь, — шептала она, как очарованная.

— Уйдем, нас ждет мир, этот сад любви, и всюду у наших ног будет пышным цветком распускаться любовь. Оставим все холодное и мрачное здесь и поищем храма любви, моя чудная!

Медленно сближались их губы и наконец встретились. От счастья она закрыла глаза. Опомнившись, она вскочила.

— Нет, нет! Я знаю, ты любишь, и не боюсь. Если бы ты даже не любил, а ненавидел, я бы с восторгом пошла на край света твоей счастливой рабой! — Она задыхалась. — Сплетни?! Ты думаешь, они что-нибудь значат для меня?! Наши имена достаточно трепали за эти два года! Мне все равно! — Она протянула ему руки и засмеялась. — Я твоя, твоя, любовь моя, и хочу, чтобы весь мир знал это! В моей любви к тебе нет ничего постыдного. Я замужем, да, но только по имени; я не жена ему, а только «выражение закона природы». Он обращается со мной, точно я вечно под его микроскопом. Я ненавижу его!

— Тогда, моя жизнь…

— Нет, нет! Разве ты не видишь, что я боюсь его, боюсь за тебя! — Ее голос задрожал. — Ты считаешь его полоумным стариком, который на старости лет вздумал заниматься глупостями, вызывая духов? Ты считаешь это безвредной забавой? Если бы ты только знал!

Она села с ним рядом на диван и схватила его руки. Он обнял и прижал ее, дрожавшую всем телом. Невольно ее страх передался ему, и он нервно оглянулся; он чувствовал в комнате чье-то присутствие — ему казалось, что профессор был здесь и слушал их.

— Он был знаменитым ученым, прежде чем принялся за свои исследования! — шептала она. — Он знает все науки Запада и все восточные тайны — он прожил десять лет в монастыре в Тибете. Подумай только об этом. Нет ничего на свете, чего бы он не знал и не мог сделать! Я видела его. — Она вся сжалась и оглянулась. — Я чувствую, что он здесь, около меня, позади нас… Вот здесь, здесь. — С подавленным рыданием она прижалась к нему. — Это безумие, но я уверена, что он знает все, все наши встречи, все…

— Пустяки, дорогая, пустяки, — перебил он ее, выражая уверенность, которой не чувствовал сам. — Если бы он знал, то вмешался бы давно, когда еще не было поздно.

— Нет, нет! — Она содрогнулась. — Он дьявол, дьявол без сердца, без чувства. Он хочет только полюбоваться, что выйдет из «естественного закона природы». Я знаю, он следит теперь за нами и появится в критический момент, а затем… О! — Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

— Тогда испытаем его! Пусть наступит этот критический момент. — Клаверинг потянулся к ней. — Уйдем теперь, моя любовь, уйдем сейчас. — Он схватил ее руки и покрывал страстными поцелуями, притягивая к себе все ближе и ближе ее сопротивляющееся тело. — Идем в мой сад, в мой храм любви! Листья шепчут нам привет, цветы распускаются у наших ног! Оставим этот мрачный дом с его холодным дыханием смерти! Идем туда, где сияет солнце любви! Приди ко мне, я умираю от любви к тебе! Идем в наш храм, где ждет нас любовь.

— В наш храм, где ждет нас любовь! Как чудно звучит это!

Она замерла, повторяя эти слова. Камин догорал. Последний искры гасли, умирая, слабо озаряя ее лицо. Кругом тонули неясные тени.

— Идти с тобой, моя любовь, мой господин, уйти из этого холода на солнце!

Ее глаза закрылись в экстазе от нахлынувших чувств, и она склонилась к нему. С неизъяснимой нежностью ее руки обвились вокруг его шеи. Он страстно прижал ее к себе.

— В храме любви! — шептала она, ища его губ. — Любви. — Ее голос оборвался. — Смотри, смотри! — простонала она.

Дверь открылась, и на пороге в лучах ярко хлынувшего света рельефно выделилась фигура профессора. Лицо его было в тени, и одна рука, на которой сверкал изумруд, была поднята над головой. Он стоял, не двигаясь. Клотильда вырвалась из объятий Клаверинга и двинулась к мужу, останавливаясь на каждом шагу и как бы противясь его молчаливому приказу, но — увы! — тщетно.

Профессор отступил, пропустил ее и, не взглянув даже на Клаверинга, молча последовал за ней.

В столовой Клотильда обернулась, ожидая, что он заговорит. Профессор запер дверь и впился в нее черными глазами.