Дар Астарты - [132]

Он взял осужденного за голову, отстранил державших его людей и, взмахнув топором, нанес ему страшный удар. Голова покатилась. Он поднял ее, запустив руку в волосы, и выпрямился.

Как могла я остаться, до конца присутствовать при этом ужасе? Но глаза мои не могли оторваться от этой кровавой сцены, как будто ожидая увидеть еще что-то… И я увидела!.. Я увидела, когда человек этот выпрямился и поднял голову, держа в руке свой страшный трофей… Я вскрикнула душераздирающим криком: «Губерт!» И потеряла сознание…

Роковая процессия

Теперь вы знаете все; я вышла замуж за палача. Топор, найденный мной в таинственном кабинете, был топором палача, и окровавленное платье — платьем палача! Я чуть с ума не сошла, живя у своей старой родственницы, у которой я поселилась на другой же день, — и я не знаю, как я еще жива до сих пор!

Что же касается моего мужа, который не мог жить без меня, потому что он любил меня больше всего на свете, его нашли, два месяца спустя, повесившимся в нашей спальне. И я получила от него следующую записку:

«Прости меня, Элизабет! Я перепробовал все профессии. Но меня прогоняли отовсюду, как только узнавали, чем занимался мой отец. И я должен был волей-неволей принять его наследство. Поймешь ли ты теперь, почему служба палача переходит от отца к сыну? Я родился честным человеком. Единственное мое преступление состояло в том, что я все скрыл от тебя. Но я любил тебя, Элизабет! Прощай!».

Дама в черном была уже далеко, а я все еще бессмысленно смотрел на то место озера, куда она бросила наш золотой топорик.

Гастон Леру ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВИДЕЛ ДЬЯВОЛА

Удар грома был настолько силен, что, казалось, свод пещеры, в которую мы укрылись от грозы, обрушился. Сразу потемнело, и мы уж не могли различать друг друга. Даже полоса света, проникавшая в отверстие пещеры, погасла и, хотя ночь еще не наступила, но угрюмые, черные тучи и тяжелая завеса дождя, казалось, навсегда скрыли от земли солнце.

И вдруг, будто истощив свои силы, гроза затихла. Тихо стало и в пещере. Нас было в ней четверо: Матис, Аллан, я и Макоко, которого мы прозвали так за его безобразие.

Первым нарушил молчание Макоко.

— Если Жантильом[17] не приютит нас, нам придется ночевать в этой пещере, — сказал он.

И вдруг гроза забушевала с новой силой. Казалось, горы дрожали от яростных налетов ветра. Какой-то бледный луч осветил наше убежище, и в то же время в отверстии пещеры обрисовалась какая-то темная и странная фигура.

Макоко дотронулся до моей руки.

— Это он, — услышал я его шепот.

Я взглянул.

Так вот он, тот, кого в окрестности называли Жантильомон. Это был высокий и худой человек. Бледный зеленоватый луч, который падал на него, и вся эта обстановка делали его фигуру какой-то таинственной. Он не смотрел на нас и молча, стоял, опершись на свое ружье. Я мог разглядеть только его профиль: орлиный нос, крепко сжатый рот с какой-то горькой складкой вокруг губ и глубоко впавшие глаза. Редкие седые волосы зачесаны были за уши. Трудно было отгадать его возраст, — ему могло быть от сорока до шестидесяти лет. Какая-то странная сила, казалось, скрывалась в нем. Я внимательно разглядывал его. Вдруг я увидел у его ног собаку, которую сразу не заметил.

Повернувшись к нам, она лаяла. Но странно, ни одного звука не вылетало из ее пасти. Очевидно, она была нема.

И как-то жутко было от ее беззвучного лая.

Вдруг человек повернулся к нам.

— Господа, — сказал он, — вы не можете вернуться сегодня в Шо-де-Фон. Позвольте мне предложить вам приют на эту ночь.

Потом он нагнулся к своей собаке и ласково сказал ей:

— Замолчи же, Тайна.

Собака закрыла пасть.

Это предложение, сделанное нам очень любезно и вежливо, крайне поразило нас. В продолжение пяти часов, что мы провели на охоте в лесу, раскинутом на гребне горы, Матис и Макоко, местные уроженцы, успели рассказать мне и Аллану массу самых невероятных историй про хозяина этого леса.

Многие из них, очевидно, выдуманы были местными кумушками. Жантильома редко кто видел. Он был нелюдим. Никто не знал его жизни. Она была тайной для других. Конечно, это возбуждало любопытство. Про него говорили, что он знается с нечистым. Но единственное, что повторялось неизменно в каждом рассказе, это то, что у него никогда и никто не бывал, и сам он ни к кому не ходил.

Одиноко жил он в своем мрачном замке со старой служанкой и управляющим, таким же диким и нелюдимым, как и его хозяин. И это продолжалось с незапамятных времен. В долине никто не мог сказать, в какое именно время поселился в своем орлином гнезде таинственный владелец этих гор и лесов.

Жантильом ждал нашего ответа. Надо было решать.

Аллан и я, несмотря на явное нежелание наших друзей, поблагодарили и, воспользовавшись минутой затишья, мы покинули пещеру и последовали за нашим хозяином.

Замок был недалеко. Нас встретила старушка, которая стояла, опершись на палку. Мы вошли в большую залу, унылую и пустынную залу старинных замков, единственным украшением которой был громадный камин, занимавший почти всю стену и способный вместить в себя чуть не целое дерево.

Старушка сказала, что ее зовут Аппензель, и пригласила нас в первый этаж, где были назначенные нам комнаты.