Данте. Преступление света - [72]

Что же это за умерший сын: ребенок Бьянки Ланчи? Но если он умер, на кого же возлагают свои надежды гибеллины? Ведь успех их похода на Рим целиком зависит от того, смогут ли они предъявить народу законного наследника Фридриха, которого как огня боится кардинал Акваспарта, называющий его «отродьем Антихриста»!

Поэт вновь погрузился в чтение, с жадностью пожирая описания подвигов Фридриха, его страданий, его побед. В самом конце своей книги Майнардино писал о том, как был отравлен император, «умерщвленный рукой неполного человека по имени…» На этом текст обрывался. Нижняя часть страницы была аккуратно оторвана.

Данте перевернул страницу в надежде найти продолжение текста на обратной стороне, но она была чистой. — Значит, имя убийцы стояло на оторванной нижней части листа. Кто же ее оторвал? Сам убийца? Почему же он не вырвал всю страницу или не сжег вообще всю книгу? Зачем скрывать только имя убийцы, когда можно уничтожить память о его преступлении?

Или низ листа оторвал Бернардо, чтобы никто, кроме него, не знал эту страшную тайну?

Оглядываясь по сторонам, поэт искал что-либо способное развеять его сомнения.

Совсем недолго он тешил себя мыслью, что вот-вот разгадает загадку или хотя бы найдет убийцу и его сообщника. Однако исчезновение Бернардо разрушило эти надежды. Если историк — один из убийц, он наверняка уже далеко! В его комнате нет ничего ценного, кроме рукописи Майнардино. Остальным легко пожертвовал бы любой спасающийся бегством человек. Если же историк не бежал, его жизнь с минуты на минуту прервут клинки убийц, и загадка останется неразгаданной навсегда.

Выглянув на лестницу, Данте надеялся увидеть там сгорбленную болезнью фигуру Бернардо.

Внизу за общим столом действительно сидел кто-то напоминающий со спины Бернардо. Поэт неслышно подошел к сзади, но сидевший за столом человек каким-то образом догадался о его присутствии и чуть слышно пробормотал:

— Здравствуйте, приор… Присаживайтесь…

Перестав красться, Данте быстро подошел к столу и остановился перед Марчелло. Медик сидел с закрытыми глазами. Перед ним лежала большая тетрадь, а поодаль стояли песочные часы. Песок уже высыпался вниз, словно Марчелло, уйдя с головой в работу, позабыл о времени.

— Вы что, видите в темноте, как кошка? — удивленно спросил поэт.

— Ваши шаги легки, но их звук ни с чем не спутать.

Приор осторожно пододвинулся поближе, пытаясь рассмотреть при свете свечи, что написал Марчелло в своей тетради.

Раздраженно дернув головой, старец сказал, не поднимая век:

— Хватит шаркать. Садитесь рядом со мной и скажите, распутали ли вы клубок загадок?

— Пока нет.

— А замыслы великого Фридриха? Вы их разгадали? Вы знаете, что творилось в его голове перед смертью?

— Не знаю, — опустив глаза, признался Данте.

— Могу себе представить, чего стоило вам, мессир Данте, сделать мне это краткое признание! — с довольным видом воскликнул старец. — Вспомните о нем, когда вздумаете в следующий раз возгордиться. А еще лучше — отлейте эти два слова в бронзе и водрузите их над дверью своего дома.

Сжав кулаки, поэт с трудом поборол желание уйти прочь.

— Можно подумать, что вы знаете об этом гораздо больше меня, — прошипел он.

Перевернув песочные часы, старец улыбнулся поэту с таким видом, словно хотел загладить впечатление, произведенное его собственным же сарказмом.

— Прошедшее время и то, что мне довелось увидеть и познать, вселяют в меня некоторую уверенность в собственных знаниях, — довольно дружелюбным тоном проговорил он.

— Уверенность в собственных знаниях! — пожав плечами, раздраженно воскликнул поэт, обхватив голову руками и не отрывая глаз от песка в часах. — Это лишь иллюзия, как и время — всего лишь обман наших чувств. Посмотрите на эти крупицы песка! Они совсем как наши часы и дни. Что можем знать мы, барахтаясь среди них?!

— Ваша вера поколебалась?

— Да нет… Но в последнее время мне кажется, что я обитаю среди сновидений. Кажется, моя бесполезная путеводная звезда светит теперь особенно слабо, — сквозь зубы процедил Данте.

— И все же свершится все, что предначертано вам звездами. Если вам суждено победить, вы победите. Или погибнете, если на небесах начертана ваша гибель.

— Я не верю в предопределение. Если меня ждет поражение, я потерплю его лишь по слабости своего ума и своих добродетелей, а не по воле далекой и холодной небесной искры.

Немного поразмыслив над словами поэта, Марчелло раздраженным жестом смахнул на пол лежавшую перед ним на столе тетрадь.

— Это не холодная искра, приор, а благородное эхо божественного великолепия! — буркнул он. — Этот свет порождает все сущее и дает ему имена. Он появился раньше Адама. В самом начале Творения, когда Господь Бог повелел: «Да будет свет!»

Упавшая на пол тетрадь рассыпалась. Ее страницы были покрыты астрономическими значками и какими-то расчетами.

Поэт тут же встрепенулся.

— Ваш труд заслуживает большего почтения! — воскликнул он, собирая упавшие страницы. Как знать, какие замечательные произведения гениев древности остались нам неизвестны из-за того, что кто-то однажды так же смахнул их со стола!

— Свершится лишь то, чему суждено произойти, — настаивал внезапно заволновавшийся Марчелло, потянувшийся к своей тетради. — Будет лишь то, что изначально записано в великой книге судеб.