Данте (киносценарий) - [5]

– Сын мой, кончить пора наши притворства!

«И мне показалось, что я знаю его, потому что он назвал меня так, как часто называл в сновиденьях. И, вглядевшись, я увидел, что он горько плачет».

Этот юноша в «белейших одеждах», таких же, как у Беатриче, «Владыка с ужасным лицом». Ангел, бог или демон Любви, тоже плачет, «как маленький прибитый мальчик» – сам Данте; он и лицом похож на него, как двойник.

– «И я спросил его: „О чем ты плачешь, Господин?“ – „Я – как бы в центре круга, находящийся в равном расстоянии от всех точек окружности, а ты – не так“ – ответил он».

– Циркуль, вместо Факела, – в руке у этого демона – бога Любви: меряет божественный Геометр круг любви – круг вечности.

Я был тому геометру подобен,

Который ищет квадратуры круга

И не находит…

Вдруг молнией был поражен мой ум, —

Я понял все, но в тот же миг.

Потухло все в уме изнеможенном.[31]

«… И я сказал: „Зачем ты говоришь так непонятно?“ И он в ответ: „Не спрашивай больше, чем должно“… Тогда, заговорив об отказанном мне приветствии, я спросил его о „причине отказа, и он сказал мне так: «Беатриче наша любимая узнала, что ты докучаешь той Даме Щита: вот почему, не любя докучных людей и боясь, что ты будешь и ей докучать, не удостоила она тебя приветствием. Знает она, что дух скуки овладел твоей униженной душой, как у тех малодушных, отвергнутых небом и адом, которых ты некогда так презирал, и один из которых теперь – ты сам“.[32]

3

Кто-то из друзей Данте приводит его в дом, где многие благородные дамы собрались к новобрачной, ибо в том городе был обычай, чтоб невестины подруги служили ей, когда впервые садилась она за стол жениха.

– Зачем ты меня привел? – спрашивает Данте.

– Чтобы послужить этим дамам, – отвечает друг. «Желая ему угодить, я решил им служить вместе с ним. Но, только что я это решил, как почувствовал сильнейшую дрожь, внезапно начавшуюся в левой стороне груди и распространившуюся по всему телу моему. Я прислонился к стенной росписи, окружавшей всю комнату, и боясь, чтобы кто-нибудь не заметил, как я дрожу, – поднял глаза и, взглянув на них, увидел среди них Беатриче и едва не лишился чувств. Многие дамы, заметив то, удивились и начали смеяться надо мной… Тогда мой друг, взяв меня за руку, вывел оттуда и спросил, что со мной… И, придя немного в себя, я ответил: „Я был уже одной ногою там, откуда нет возврата“… И, оставив его, я вернулся домой, в комнату слез, где, плача от стыда, говорил: „О если бы Дама эта знала чувства мои, она не посмеялась бы надо мной, а пожалела бы меня!“[33]

Душа моя, гонимая любовью,

уходит из жизни этой, плача…

Но та, кто столько сделала мне зла,

подняв убийственные очи, говорит:

«Ступай, ступай, несчастный, уходи!» —

… Смехом ее убивается жалость…[34]

Сладкие стихи любви мне должно оставить

навек, потому что, явленные в ней

презренье и жестокость

замыкают уста мои.

… Долго таил я рану мою ото всех;

теперь она открылась перед всеми:

я умираю из-за той,

чье сладостное имя: Беатриче…

Я смерть мою прощаю той,

Кто жалости ко мне не знала никогда!

VI. Смерть Беатриче

1

Летняя звездная ночь смотрит в окно сквозь толстые чугунные решетки мрачного дворца-крепости рода де Барди, вельможных менял. На постели, под великолепным парчовым пологом, лежит больная Беатриче. Монна Ванна, сестра ее,[35] входит в спальню и, подойдя к Беатриче, подает ей письмо. Та, при свете лампады, теплящейся перед иконой Богоматери, читает стихи Данте.

Столько же, как прежде, казалась мне любовь

жестокой,

кажется она теперь милосердной…

и чувствует душа моя такую в ней сладость,

что об одном только молит любимую, —

дать ей больше этого блаженства.[36]

Беатриче целует листок, прячет его под подушку и говорит:

– Ванна, когда я умру, положи этот листок вместе со мною, во гроб…

Да наградит Бог того, кто дал мне так любить и страдать!

Входит священник со Святыми Дарами и, по уходе монны Ванны, исповедует умирающую. Хочет ее причастить, но она делает знак, чтобы он наклонился, и шепчет ему на ухо:

– Есть у меня, отец, еще одно на сердце, о чем я никогда никому из людей не говорила и о чем только Богу скажу: я любила всю жизнь не мужа, а другого.

– Каешься ли ты в этом великом грехе, дочь моя?

– Нет, я не могу каяться в том, что не грех для меня, а святыня.

– Может ли быть прелюбодеяние свято? Если не покаешься, погибнешь…

– Нет, не погибну. Кто дал мне эту любовь, Тот и спасет.

– Я тебя причастить не могу, если не покаешься.

Умирающая смотрит на него молча, но так, что он понимает. что если он ее не причастит, то она умрет без покаяния. Тоже молча, отходит он в глубину комнаты, ставит чашу с Дарами на аналой перед иконой Богоматери, падает на колени и молится. Потом снова подходит к умирающей и говорит осенив ее крестным знаменем:

– Дева Матерь Пречистая берет тебя под свой святой покров не я – Она сама тебя причастит…

Слышится утренний колокол Ave Maria. Монна Ванна входит в комнату Так же как давеча – священнику, умирающая делает ей знак, чтоб она наклонилась и шепчет ей на ухо:

– Скажи ему, что я его одного…

С тихой улыбкой, не кончив, закрывает глаза. Первый луч солнца озаряет лицо ее, и монна