Даниил Андреев - Рыцарь Розы - [76]

Словом, набирается не так уж мало — не горсточка, а целая горсть.

К тому же я расспрашивал о романе всех, с кем встречался во время моих странствий. По этим пересказам, упоминаниям, отдельным штрихам, репликам, деталям были угаданы общие закономерности построения романной формы, лепки характеров, описания внешности, взаимоотношений героев, психологических мотивировок их действий. Иными словами, полетели, полетели трассирующие огоньки, искорки, в причудливых зигзагах которых оживали, волшебно высвечивались контуры романа.

Да и творчество Даниила Андреева в целом многое подсказало. И книги вообще (понять литургическую идею Олега, к примеру, мне помогли «Литургические заметки» отца Сергия Желудкова)…

А самое главное, роман был не только написан, но и прожит автором, претворенный в его собственной судьбе и судьбе того круга людей, которые его читали и слушали.

Глава сорок шестая НЕБЕСНАЯ ГЕОГРАФИЯ

Итак, мы завершили обзор Романа и настала пора снова вернуться к Розе.

Что же такое «Роза Мира», о чем эта странная русская книга, какие дали познания она открывает, куда ведет и от чего уводит? — ответить на эти вопросы значит подвести черту, приблизиться к итогу, осмыслению всей жизни и творчества Даниила Андреева. Итогу — и потому что эта книга последняя, законченная незадолго до смерти, и потому что она потребовала слишком многого, определила судьбу и за нее заплачено жизнью. Тюрьма, напряженнейшая работа, подорвавшая и физические, и душевные силы, перенесенный в тюрьме инфаркт, который он в письмах, не желая тревожить близких, называл «гриппком», и ранний уход — вот истинная цена и «Розы Мира», и «Железной мистерии». Об этом мы не раз говорили с Аллой Александровной — ей это ясно, как никому другому: «Я думаю, что инфаркт, перенесенный им в 1954 году и приведший к ранней смерти (в 1959–м), был следствием этих состояний, был платой человеческой плоти за те знания, которые ему открылись».

Да, на ее глазах он прожил большую часть жизни, на ее руках умер и ей отдал завершенную рукопись: «хранить, пока жива». Ради чего, спрашивается?

Если это мученичество, то у него должна быть цель, а мы знаем, что в духовном смысле мученичество оправдано лишь одной, высшей целью — служением Богу, истине и ближнему своему. Так не будем же слепы и не побоимся увидеть в жизни этого человека пример такого служения. Да, он не святой, не подвижник, не преподобный Серафим Саровский, а московский поэт, литератор, интеллигент Даниил Ан дреев, арестованный, осужденный на двадцать пять лет (временная отмена смертного приговора спасла жизнь и ему, и Алле Александровне) и посаженный во Владимирскую тюрьму. Но — не побоимся, отважимся, дерзнем — вдруг не ошибемся? «Дух дышит, где хочет», — написано в Евангелии, и в каждую историческую эпоху, мы это тоже знаем, Дух заново формует Свое вместилище: покидая старые формы, обретает новые. И что, если на этот раз Его благодать снизошла не на завербованного НКВД священника, а на заключенного в тюрьму поэта?! Возможно ли такое?! Возможно — если действительно не мы хотим, а Дух хочет…

К тому же под конец жизни Даниил Леонидович явно достиг той степени нравственной высоты, выверенное™ оценок, душевного очищения, которую сам же определил как праведность. Праведником считали его и те, кто близко знал…

«Смотри, Иов!» — говорит Бог, распахивая перед Иовом необозримые, скрытые от людского глаза миры и показывает ему таких чудовищ, как Бегемот и Левиафан. И не так ли сказано Даниилу: «Смотри!»? Сравнение с Иовом оправдано не только потому, что Иов страдалец, мученик, лишенный всего самого дорогого в жизни, сыновей и дочерей, и заключенный в узы страшной болезни — проказы, но и потому, что он не священник и не левит, не служит в скинии или храме и не тот, кто признан пророком, и в то же время ему — открыто… Именно ему.

Вот и Даниил Андреев не монах, принявший постриг по православному чину, не затворник в скиту и поэтому не тайнозритель, как на церковном языке именуется приобщение к высшим тайнам бытия и истории. И в то же время — тайнозритель, поскольку тоже при общен, хотя это приобщение требует какого‑то иного, своего, особого языка и чина.

Всеми бесчисленными дорожками, тропинками, потайными ходами «Роза Мира» ведет к Христу, Сыну Божьему, Планетарному Логосу, Спасителю человечества. А уводит ото всего, что затемняет Его пре- светлый, солнечный Лик, от суеверий, предрассудков, человеческих заблуждений и духовного невежества. Ради этого и тюрьма была принята как пустынька, как уединенная келья, как затвор добровольный — с умиленной благодарностью судьбе. Ради этого же на тюремных нарах и переживались состояния высших прорывов психики, раскрытия духовного зрения и слуха, мысленного общения с теми, кто пребывает ныне в Небесной России: «К совершенно потрясающим переживаниям их реальной близости я почти не смею прикоснуться пером. Не смею назвать и имена их, но близость каждого из них окрашивалась в неповторимо индивидуальный тон чувств. Встречи случались и днем, в людной тюремной камере, и мне приходилось ложиться на койку, лицом к стене, чтобы скрыть поток слез захватывающего счастья. Близость одного из великих братьев вызывала усиленное биение сердца и трепет торжественного благоговения. Другого же мое существо приветствовало теплой, нежной любовью, как драгоценного друга, видящего насквозь мою душу и любящего ее и несущего мне прощение и утешение. Приближение третьего вызывало потребность склонить перед ним колени, как перед могучим, несравненно выше меня взошедшим, и близость его сопровождалась строгим чувством и необычайной обостренностью внимания. Наконец, приближение четвертого вызывало ощущение ликующей радости — мировой радости — и слезы восторга. Во многом могу усомниться, ко многому во внутренней жизни отнестись с подозрением в его подлинности, но не к этим встречам».