Дамы и господа - [38]

Видя жизнь матери, наполненную смыслом и благород­ными заботами, Павел Павлович чувствовал прилив сил. Хандра отступала. Часами они гуляли по окрестностям. Она хвалилась своими цветниками и оранжереями, где все было сделано «по науке», причем с большой фантазией, и прекрасно ухожено.

Дом, в котором жила Аврора Карловна, был устроен без излишней роскоши, но отличался уютом и удобством. Из Петербурга хозяйка перевезла сюда вещи, радовавшие глаз и милые сердцу, независимо от их материальной цен­ности. Впрочем, на стенах висели первоклассные, огромной стоимости полотна голландских мастеров, портреты дорогих хозяйке людей: финской родни, Демидовых, Карамзиных, ее первой любви — Муханова. Фотографии в рамках: обе невестки, внуки и внучки…

Рядом с креслом, в котором обычно сидела Аврора Кар­ловна, читая либо рукодельничая, стоял секретер красного дерева. Здесь, переплетенные в альбомы, хранились листки с мадригалами Баратынского и Вяземского, полные любви и нежности письма Андрея Карамзина, ученические тетра­ди Павла, первые рисунки, а скорее каракули, маленького Элима. Рядом платиновая шкатулка с украшениями — свадебный подарок Павла-старшего.

— Знаешь, — признавалась Аврора Карловна, — ни один из наших дворцов для меня не может сравниться с этим домом. Конечно, он обыкновенный, деревянный, но для меня — сущий рай. Вот смотри, здесь вся моя жизнь — в этих вещицах и рамках. Что ты улыбаешься? Стыдно насмешничать над старушкой. — Она и сама начинала сме­яться. — Состаришься — вспомнишь меня, тоже будешь собирать и беречь милую сердцу дребедень.

К концу дня со второго этажа, где находились личные комнаты, спускалась компаньонка и помощница Авроры Карловны в делах благотворительности — тогда они втроем садились за ужин. Мирно прошедший день заканчивали на террасе, любуясь заходящим солнцем.

Всякий раз Павел Павлович с неохотой уезжал от матери: в сущности, она всегда оставалась единственным любившим его человеком. С тоскливой мыслью иной раз он думал: как ему жить, когда ее не станет?

…О смерти Павла Павловича в сорок пять лет говорили как о совершенно неожиданной. Последнее время на здо­ровье он не жаловался и даже ездил охотиться в Африку. Но возможно, какие-то мрачные предчувствия у него были, недаром писали, что «он уехал умирать в Италию».

Домашний доктор никак не ожидал столь быстрого и печального развития событий. Позже в газетах появилось сообщение, что Павел Павлович скончался «от нарыва в печени».

В Пратолино возле больного не было ни единой родной души. Понимая, что умирает, Демидов попросил привезти из Швейцарии старшего сына, которому шел семнадцатый год. Элим приехал за несколько часов до кончины отца.

Наверное, желание умирающего было продиктовано здравой мыслью: Элим быстрее остальных родственников мог добраться до Пратолино. Хотя не исключено, что у Павла Павловича имелись и другие причины видеть именно старшего сына. Это предположение подтверждают строки, оставленные подругой Марии Демидовой: «Я никогда не могла смотреть на Элима без волнения, так как я находила в нем прекрасные черты и взгляд его покойной матери».

И не эти ли черты, не этот ли взгляд — самое дорогое и незабываемое — хотел увидеть Павел Павлович перед тем, как уйти в вечность?

…Аврора Карловна отправилась из Финляндии в Италию, чтобы привезти прах сына и похоронить его в семейной усыпальнице «на заводах». Так было заведено: рожденные за границей и подолгу жившие там, на вечный покой Демидовы возвращались даже не в Петербург, а «к себе» — на Урал.

Можно ли описать состояние несчастной матери, когда ее экипаж приближался к Пратолино, где во временной могиле был похоронен ее сын? Вдвоем с Элимом они про­вели еще несколько часов у гроба, приготовленного к дол­гой дороге в Россию. Ехать предстояло через всю Европу. Впереди были Петербург, Москва с ее огромным стечением народа, пришедшего на панихиду.

Елена Петровна с детьми встретила прах мужа в Киеве. Далее водным путем гроб повезли через Пермь до послед­него пункта следования — Нижнего Тагила.

Очевидцам запомнилась главная улица, усыпанная лапником, по которой погребальная процессия двигалась к фамильному склепу, сооруженному еще тульским кузнецом Никитой Демидовым, основателем династии.

В большом барском доме с колоннами, увитыми гирлян­дами из еловых веток, состоялись поминки, на которые были приглашены местное общество, руководство демидовских контор, инженеры-заводчане. Поминальные столы накрыли и для простого люда…

Разумеется, разговоров после траурных мероприятий было много и самого разного, как вспоминали, толка — «о похоронах Демидова, о княгине, о попе, которого она привезла и с которым будто бы жила, о сопровождавших ее прихлебателях…»

Весь этот хаос из обрывков всякого рода слухов, в частности, дал ход утверждению, что отношения Елены Петровны с ее киевским духовником зашли слишком далеко, и что будто бы после смерти мужа она даже родила дочь, которая считалась в семье воспитанницей.

Сведения эти достоверного источника не имеют, прове­рить их едва ли когда представится возможным, но всякое упоминание о несложившейся жизни Павла и Елены Де­мидовых без них не обходится.