- Нечего делать, преклоняюсь... слушаю-с... - сказал директор, прочитав аттестацию, и вздохнул. - Подавайте завтра прощение... Нечего делать...
И когда Ползухин ушел, директор весь отдался чувству отвращения.
- Дрянь! - шипел он, шагая из угла в угол. - Добился-таки своего, негодный шаркун, бабий угодник! Гадина! Тварь!
Директор громко плюнул в дверь, за которой скрылся Ползухин, и вдруг сконфузился, потому что в это время входила к нему в кабинет барыня, жена управляющего казенной палаты...
- Я на минутку, на минутку... - начала барыня. - Садитесь, кум, и слушайте меня внимательно...
Ну-с, говорят, у вас есть свободная вакансия... Завтра или сегодня будет у вас молодой человек, некто Ползухин...
Барыня щебетала, а директор глядел на нее мутными, осовелыми глазами, как человек, собирающийся упасть в обморок, глядел и улыбался из приличия.
А на другой день, принимая у себя в канцелярии Временского, директор долго не решался сказать ему правду. Он мялся, путался и не находил, с чего начать, что сказать. Ему хотелось извиниться перед учителем, рассказать ему всю сущую правду, но язык заплетался, как у пьяного, уши горели и стало вдруг обидно и досадно, что приходится играть такую нелепую роль - в своей канцелярии, перед своим подчиненным. Он вдруг ударил по столу, вскочил и закричал сердито:
- Нет у меня для вас места! Нет и нет! Оставьте меня в покое! Не мучайте меня! Отстаньте от меня, наконец, сделайте одолжение!
И вышел из канцелярии.
+++
