Дамская комната - [23]

Все уже принялись за пирожки с яблоками, когда послышался стук у ворот. По мощеному камнем двору простучали каблучки, дверь открылась, и вошла Шарлотта.

— Да хранит вас Господь, мои добрые друзья! Мне хотелось повидать вас, наконец-то вернувшихся домой.

Она была очень бледной в своем плиссированном апостольнике, губы ее дрожали, она была в крайнем волнении.

Матильда шагнула ей навстречу.

— Что случилось? — спросила она, целуя гостью.

Сестра Этьена, обычно такая уравновешенная, так владевшая своими нервами, исторгла из своей груди нечто вроде свистящего стопа:

— Увы! Произошло нечто невероятное, — выдохнула Шарлотта.

Она обвела взглядом семью брата, собралась с силами.

— Вернулся Жирар, — объявила она, словно выстрелила. — Да, вернулся из Испании, после двадцатилетнего отсутствия!

— Так, значит, ваш муж жив?!

— Худ, как скелет, но жив как нельзя живее, уж поверьте мне на слово!

— И давно он уже здесь?

— Свалился с неба как снег на голову, только что, перед обедом.

— Что означает это возвращение через столько лет?

— Как случилось, что он исчез?

— Почему держал вас в полном неведении о своей судьбе столько лет?

— Что он теперь намерен делать?

— А вы, дорогая Шарлотта, что теперь будет с вами?

Золовка Матильды расстегнула серебряную цепочку на воротнике своего плаща и сбросила его.

— Дайте же мне стакан вина, которое вы готовы отведать, — проговорила она. — Поверьте, мне это необходимо, чтобы прийти в себя! Только потом я буду в состоянии ответить на все ваши вопросы.

V

Уже три дня стоял мороз. Этот первый декабрьский день был холодным, сухим, пронизанным ледяным северным ветром, румянившим щеки, коловшим глаза и раздражавшим нос. Изо рта вырывались клубы пара.

Выйдя из часовни Сент Элуа, где только что была отслужена обедня по поводу ежегодного праздника братства ювелиров, Матильда, несмотря на пальто из толстого драпа на выдровом меху, почувствовала, что дрожит от холода.

— Погода слишком плохая, чтобы вам участвовать в процессии вместе со мною, — сказала она обеим младшим дочерям. — Отправляйтесь домой с Тиберж и Перриной. Отцу я скажу, что, опасаясь за ваше здоровье, запретила вам идти с нами.

— Очень жаль, — сказала Жанна. — Во время службы я узнала среди всех этих людей нескольких моих подружек из монастыря.

— Вы еще успеете с ними встретиться после банкета, на балу, куда вы, разумеется, придете, дорогая дочка. Да в этой толкотне вы и не смогли бы побеседовать как следует, не говоря уже о том, что, дрожа от холода, как сейчас, вместо того чтобы разговаривать, вы просто стучали бы зубами вместе с ними!

Улочка Сент-Элуа была забита народом. Толпа волнами катилась в направлении улиц Барийери и Фэв.

Тем не менее процессия быстро организовалась. Пользуясь своим правом идти в первых рядах, которым они очень гордились, члены братства возглавили кортеж, окружив статую своего покровителя, святого Элуа, которую избранные из них несли на разукрашенных носилках. Это было доверено восьми самым уважаемым в своей профессии людям. Одним из них был Этьен.

В ритме марша колыхались хоругви с нарисованными или вышитыми на них изображениями, с выразительными гербами, с монограммой святого, которые с каждым порывом ветра надувались и щелкали над капорами и капюшонами. За носилками с пением литаний шествовало духовенство со святыми мощами в великолепно сработанной тонкой золотой оправе. Остальные участники процессии, а это были члены семей, друзья, да и просто многочисленные любопытные и нищие, которых привлекает любая церемония, шли следом, толкаясь, работая локтями и громко разговаривая.

Благовонный дым, поднимавшийся от кадил, качавшихся около статуи, литургические песнопения, богатство костюмов ювелиров, надевших свои самые роскошные туалеты, сливались в торжество ароматов, музыки, цвета над мерно шагавшими участниками процессии.

Жанна и Мари, очень любившие всякие праздники и никогда не устававшие от них, хотя их было и немало, тщетно пытались уговорить мать позволить им остаться. Им пришлось повиноваться и в полном разочаровании вернуться на улицу Бурдоннэ под конвоем экономки и кормилицы.

Кортеж направился к Большому мосту с его ювелирными лавками, витрины которых по этому случаю сияли великолепием, проследовал по нему через Сену и втянулся в улицу Тро-ва-ки-Дюр, оказавшись перед Гран-Шатле.

Затем по сводчатому проходу, позволявшему миновать крепостные флеши и сэкономить время, процессия вышла на небольшую площадь л'Аппор-Пари, где возвышалось здание городской ратуши. Именно здесь и должен был состояться банкет, организованный братством ювелиров.

Матильда шла еще проходом Шатле, который был довольно узким, когда кто-то схватил ее за руку.

— Да хранит вас Господь, Матильда!

Она обернулась и увидела в полумраке худое, костистое лицо Жирара Фромана. После его возвращения из Испании она встречала его при разных обстоятельствах, но всегда вместе с Шарлоттой. Впервые она увидела своего странного родственника без жены.

— Здравствуйте, Жирар. Я не знала, что вы присоединились к нашей процессии.

Этот человек всегда вызывал у нее странное впечатление. Еще до его исчезновения она чувствовала себя неловко в его обществе. Не менее стесненно почувствовала она себя и сейчас. В его манере пристально рассматривать своих собеседников с какой-то лихорадочной значительностью, почти патетической, при всяком поводе и без повода вообще, было что-то, сбивавшее с толку, и с возрастом это усиливалось. В его присутствии Матильда испытывала непонятную ей самой скованность, вызывавшуюся, несомненно, несоответствием крепкого телосложения, резко прорисованных костей и сухожилий, этого словно вырубленного топором лесоруба тела, выступавшего как клюв носа, лба, дубленая кожа которого плотно обтягивала череп, седеющих волос, подобных шерсти мериносовой овцы, рта с обвислыми губами, ясности прозрачных, расширенных глаз, впитывавших в себя свет как два лазурных шара.