Дампир. Дитя Ночи - [23]

— Эльфийский недоумок! — крикнула она, волоча упиравшегося ослика назад, к Мальцу и Лисилу. — Ты что делаешь, а?

— Отдыхаю? — с деланным сомнением в голосе отозвался он, как будто нуждался в подтверждении. Глянул на свои ноги, привольно раскинувшиеся на густой траве, и категорично кивнул: — Ну да, точно, — отдыхаю.

Малец и не подумал валяться в жесткой прибрежной траве. Он обнюхал травинки, потянулся, разминая ноги, а затем прыжками рванул к ближайшему кустарнику. Лисил снял с плеча висевший на ремне бурдюк с вином. Выдернув пробку, он наклонил бурдюк и щедро плеснул в открытый рот вина. Темное дарилинское на вкус почему-то немного отдает зимними каштанами. Это вино всегда дарило полуэльфу неописуемое наслаждение. Больше уж и желать нечего — только б Магьер, упрямица этакая, прекратила наконец их подгонять. Впрочем, он и сам упрямец хоть куда — поглядим, кто кого переупрямит!

Магьер на минуту потеряла дар речи и только сверлила Лисила гневным взглядом. Она была густо покрыта с ног до головы дорожной пылью.

— Некогда нам отдыхать! Я и так с полудня только и делаю, что вас подгоняю.

— Я устал. Малец устал. Даже этот дурацкий осел вот-вот откинет копыта. — Лисил пожал плечами, совершенно не впечатленный ее выразительным взглядом. — Одним словом, ты в меньшинстве.

— Хочешь идти в темноте? — осведомилась она.

Лисил снова хлебнул вина и мельком отметил про себя, что ему самому тоже не помешало бы искупаться.

— Еще чего не хватало!

— Тогда вставай!

— Ты давно смотрела на горизонт? — Он зевнул и улегся в траву, блаженно любуясь золотистым песчаным берегом и полной грудью вдыхая пахнущий морем воздух. — Самое разумное сейчас — устроиться на ночлег, а в твою таверну прийти утром.

Магьер тяжело вздохнула, и на ее погрустневшем лице отразилось глубокое, почти детское разочарование. Лисилу вдруг отчаянно захотелось обнять, утешить ее, но боль в ногах живо напомнила ему, что Магьер далеко не так безобидна. В Миишке они будут завтра, и этого достаточно — даже для нее. Пускай себе, если хочет, кусает локти с досады, а он, Лисил, до утра шагу больше не ступит.

— Честное слово, так будет лучше всего. Не хочешь же ты поднять смотрителей среди ночи? — Лисил помолчал, ожидая согласия либо яростного отпора, но Магьер не проронила ни звука. — Что если город ночью выглядит неприглядно и уныло? Нет уж, мы войдем туда как приличные люди, около полудня, и впервые увидим город при свете дня.

Мгновение Магьер молча смотрела на него, затем кивнула.

— Да я просто хотела… Нет, что-то гонит меня туда, управляет мной, дергает за ниточки, как марионетку.

— Вот только не надо поэтических сравнений! — фыркнул Лисил. — Раздражает, знаешь ли.

Магьер замолчала надолго, и они принялись привычно обустраивать лагерь. Малец все так же носился вокруг, вынюхивал что-то в траве, разрывал песок, упиваясь тем, что наконец избавился от клетки на колесах.

Лисил то и дело поглядывал на солнце. Быть может, они слишком много времени провели в сырой и тусклой Стравине? Влага и сырость совсем не одно и то же. Влага — это соленые брызги моря, бережно осушаемые ветерком. Сырость — когда, ночуя в горах, дрожишь от холода под одеялом и смотришь, как ползет по стенам плесень.

— А в Миишке мы будем видеть это каждый вечер? — спросил он вслух.

— Что — это?

— Закат… Озаренный светом горизонт, вода и пламень.

На миг Магьер наморщила лоб, словно Лисил говорил на непонятном ей языке, потом смысл вопроса все же дошел до нее. Она тоже глянула на море.

— Полагаю, что так.

Лисил хихикнул:

— Признаю свою ошибку. Ты просто не способна выражаться поэтически.

— Собери-ка лучше хвороста, ленивый ты полукровка!

Они разбили лагерь довольно далеко от берега, но все равно казалось, что бескрайнее море дышит и ворочается почти рядом. Последний отблеск дня погас на горизонте, густые кроны старых деревьев прикрывали их от вечернего похолодавшего ветра. Лисил рылся в мешках, сваленных как попало в тележке, — там должны были еще остаться яблоки и вяленое мясо, — когда Малец вдруг перестал игриво носиться вокруг лагеря и застыл, бдительно навострив уши. Глядя на лес, он зарычал — такого рычания Лисил от него никогда не слышал.

— Что случилось, малыш?

Пес не шелохнулся, не изменил бдительной стойки — словно он был волком, издалека выслеживающим добычу. Его серебристо-голубые глаза стали темно-серыми, верхняя губа приподнялась, обнажив зубы.

— Магьер! — тихо позвал Лисил.

Однако его напарница уже пристально смотрела на пса — вернее, то на пса, то на темневший перед ними лес.

— Точно так он вел себя той ночью, — прошептала она, — в Стравине, около реки.

Они много ночей провели в Стравине у разных рек, но Лисил прекрасно знал, какую ночь она имеет в виду. Он высвободил руки из тележки и, сложив их крест-накрест, сунул в рукава, нашаривая спрятанные стилеты.

— Где твоя сабля? — спросил он негромко, не сводя глаз с деревьев.

— У меня в руке.

* * *

Крысеныш распахнул глаза и на миг растерялся, увидев над собой сырой, непроглядно черный свод пещерки. Затем он вспомнил о своем задании. Охотница. Пора возвращаться.

Выбравшись из пещеры в прохладный сумрак ночи, он восхитился тем ощущением свободы, которое всегда охватывало его под открытым небом. Славная ночь! И все же в глубине души Крысеныш уже скучал по Тише, по тому нелепому уюту, который она создала в их пакгаузе. Тиша называла это место «домом», хотя сам он понять не мог, с какой стати таким, как они, мог понадобиться дом. Все это придумала Тиша, а Рашед всячески поддерживал ее. И все же, как ни нравилось Крысенышу привольно бродить под открытым небом, он привык к тому уютному и безопасному мирку, который они создали для себя в Миишке. Лучше уж поскорее найти охотницу, чтобы не торопясь, как следует насладиться ее смертью… и еще до рассвета вернуться