Дамоклов меч - [37]

Когда они вышли, Чиун откинулся на подушки и скорбно закатил глаза.

– Нагнись ко мне, о сын мой, дабы я поведал тебе о своей беде. Горе мое слишком невыносимо, чтобы говорить о нем вслух. Оно огромно, как воды океана. О нем я могу говорить лишь шепотом.

Вконец озадаченный, Римо наклонился, почти прижавшись ухом к тонкой полоске губ старика.

– У меня больше не может быть детей, Римо.

Ошеломленный, Римо в упор смотрел на него.

– Детей?

Чиун кивнул.

– Божественное семя во мне увяло. Увяло в храме смерти, из-за козней этой русской женщины.

– Семя, Чиун?

– О да. Мужское семя. То самое, что прорастает в чреве женщины.

– То есть ты хочешь уверить меня, что отныне ты импотент!?

– Тсс! Ты хочешь, чтобы весь “Фолкрофт” узнал о моем позоре?

Чиун вперил в Римо укоризненный взгляд. Римо показалось, что на миг на его щеки вернулся румянец, но тут же исчез, словно его стерла невидимая рука.

– Папочка, – мягко сказал Римо, – пойми, такое может случиться с каждым. Люди стареют, постепенно теряют силу... И, в общем, таким уж страшным мне все это не кажется.

– Страшным не кажется! – взвыл Чиун, но, опомнившись, снова перешел на шепот. – Вытащи вату из своих недостойных ушей! Больше ни в чьих жилах не будет течь подлинная кровь Мастеров Синанджу. Наш род закончен. Когда я очнулся от тяжкого сна, это ужасное знание внезапно снизошло на меня. Семя не играет более в моих чреслах. Ни одна женщина больше не понесет от него.

Римо встал.

– Я прекрасно понимаю твое состояние, папочка, но... Прости, но сколько я тебя знаю, дети, по-моему, интересовали тебя меньше всего. Я вообще всегда думал, что на мне лежит еще и эта обязанность... Ну, ты сам понимаешь.

В глубине потухших глаз на секунду затеплился огонек.

– Разумеется, она лежит на тебе, Римо. Но в жилах твоих течет не моя кровь. В тебе есть, конечно, что-то корейское, и мы оба знаем об этом, но к роду подлинных Мастеров Синанджу ты, увы, не относишься.

Римо сунул руки в карманы.

– Ну, если это так заботит тебя – сочувствую. Но мне всегда казалось, что и я на что-то гожусь.

Протянув руку, Чиун коснулся его плеча.

– Прошу тебя, не обижайся, сын мой. Но родной и приемный сын – вещи разные. Хотя иногда мне кажется, что моя покойная жена и вправду принесла тебя под шепот волн нашего залива...

– Тогда в чем проблема?

– В том, что мое семя умерло.

– Ну, умерло. Жениться снова ты ведь вроде не собирался?

– Тьфу! – гневно сплюнул Чиун. – Никоим образом! Одной жены с меня хватит. Но семенем Синанджу, что было во мне, я все же собирался воспользоваться.

– Зачем? Сдать его в банк спермы?

– Римо, ты снова оскорбляешь меня!

– Хорошо, хорошо, прости. Я просто не понимаю, из-за чего все эти страдания. С тобой вроде все в порядке. А значит, и со мной. Для меня это, сам знаешь, самое главное.

– Вот, вот, – горько закивал Чиун. – Ты всегда жил сегодняшним днем и никогда не думал о будущем. Но я попытаюсь объяснить все так, что даже твое окаменелое сердце проникнется всей глубиною горя, что так неожиданно обрушилось на меня.

Римо скрестил руки на груди.

– Я весь внимание.

– Я – последний в роду подлинных Мастеров Синанджу. Правда, последний Мастер – ты... и хотя крови Мастеров в тебе нет, но все же кое-чего ты стоишь.

– Спасибо, папочка, – хмыкнул Римо.

– О нет, я не смеюсь над тобой. Ты весьма преуспел за все эти годы. Для белого, разумеется. Но Синанджу – это не просто опыт, не просто знание его искусств. Это – голос крови, которая текла в жилах моих предков тысячелетиями.

– Ага, и все развалилось, когда оказалось, что никто из твоих родичей не способен и пальцем двинуть, – заметил Римо. – Вот почему на сцене пришлось появиться мне.

– Это было бы слишком просто... Хотя чего еще ждать от твоих закостенелых мозгов? Ладно. Молчи и слушай. Так вот, ты – последний Мастер Синанджу. И когда я стану прахом, мое место должен занять ты. Но представь – вдруг что-то с тобой случится?

– Придется тебе начать все сначала и учить кого-то другого, я думаю.

– Я слишком стар для новой изнурительной борьбы с великовозрастным балбесом, сын мой. Так что если ты оставишь сей мир, мне придется взять на обучение дитя – этого требует наша традиция. Предпочтительно корейское дитя, Римо. Предпочтительно из нашей деревни, и главное – рожденное от моего семени.

– Понял, – кивнул Римо. – Если я ухожу со сцены, у тебя появится другой сын.

– Да, – закивал Чиун. – Наконец ты понял. – Неожиданно голос его дрогнул, и он бросил на Римо подозрительный взгляд. – Что ты имеешь в виду – другой сын?

Римо пожал плечами.

– Ну, я хотел сказать: вроде меня. Я ведь все же твой сын... в некоторой степени.

– Нет, ты не это хотел сказать, Римо. Прошу, не скрывай ничего от меня.

– Ну ладно, – Римо вздохнул. – Видишь ли... я знаю о твоем умершем сыне.

– Откуда? – быстро спросил Чиун. – Я никогда не рассказывал тебе об этом.

– Никогда, – согласился Римо.

– Значит, ты рылся в моих свитках, да?

– Никогда, – снова повторил Римо, приложив к сердцу скрещенные пальцы и сопроводив сей жест бойскаутским приветствием.

– Тогда откуда же?

– Мне рассказал об этом Великий Ван. Мы говорили об этом, когда его дух посетил меня на пороге посвящения в Мастера – помнишь?