Дамаск - [9]

И тут опять вмешалась доктор Геррхольц:

— Можно вопрос? Смею предположить, вы не хотите продолжать принимать лекарства, потому что перестали видеть своего воображаемого друга? Ведь так?

Паула бросила на нее гневный взгляд. Вот ведь сволочь. Она чуть не сказала ей это в лицо. Доктор Геррхольц смотрела на пациентку спокойно и бесстрастно.

— Два дня назад в соседней больнице умерла одна ваша знакомая. Стефани Возниак. Она ведь ваша соседка? — продолжила она.

Неужели Стеф умерла? Паула не могла в это поверить. Потом невозмутимая доктор Геррхольц достала из своей необъятной папки какие-то снимки и положила их перед Паулой.

— А теперь взгляните на это.

Паула повиновалась почти автоматически. Снимки походили на картинки из учебников по биохимии. Это были микрофотографии тканевых клеток, слегка побуревших под воздействием какого-то химического вещества. Внутри каждой клетки виднелись темные сгустки.

— Видите черные пятна на клетках? На самом деле это узлы прионов, — пояснила Геррхольц. — По своей структуре они очень напоминают обычные белки, вместо которых они начинают функционировать, но если вы присмотритесь, то увидите, что прионы имеют неправильную форму.

Паула рассеянно глядела на фотографии. Руки сами собой перекладывали снимки, один за другим, и она покорно таращилась на них. На некоторых изображениях ткани совсем почернели от размножившихся прионов. Стеф такого явно не заслужила. Она всегда мечтала умереть достойно и упокоиться в соответствии с обычаями своей веры. Вместо этого врачи, похоже, разделали ее, как кролика, а останки запечатлели на этих снимках.

— Ну же, Паула, соберитесь с мыслями, — призывала ее доктор Геррхольц. — Вы должны знать, что если один белок мутирует, в этом нет ничего страшного. Но если этот белок находится в клетке головного мозга, возникает эффект конформационного каскада, мутация прогрессирует по принципу снежного кома.

Паула по-прежнему механически перекладывала снимки, она уже не видела изображений. Эпидемиолог продолжала вещать что-то про нуклеацию и кристаллизацию. Она несколько раз повторила, что в результате заболевания «мозг становится как губка», будто надеялась таким образом напугать Паулу.

Та давным-давно знала обо всем этом, причем наверняка знала гораздо больше, чем доктор Геррхольц. Женщина просто не имела ни малейшего желания прерывать врача. Прямо над головой выдающегося эпидемиолога современности на экране телевизора о чем-то возбужденно тараторила в микрофон молодая дикторша, у нее за спиной мигали маячки полицейских машин и неотложек.

— Паула, вы меня слышите?

Лицо доктора Геррхольц пылало гневом. Паула подумала, что она сама, должно быть, выглядела приблизительно так же, когда, бывало, ругалась с Ричардом или кричала на Клэр.

— В своей краткой лекции о заболеваниях мозга вы, кажется, забыли упомянуть коровье бешенство, — заметила Паула, — а также болезнь куру.

— Ты знаешь про куру? — удивился Лауден.

— Конечно знает, — ответила за пациентку доктор Геррхольц. — Она ведь наверняка была примерной студенткой.

Врач встала в изножье кровати и буквально нависла над Паулой.

— У болезни, от которой умерла Стефани, до сих пор нет названия. Мы полагаем, это особая разновидность куру. Ее тоже вызывает патогенный прион, в структуре которого, правда, еще наблюдается какая-то непонятная мутация. И насколько мы понимаем, эта форма заболевания неизлечима. Попав в организм, прионы заставляют все остальные белки функционировать по-своему. Понимаете, о чем я говорю, Паула?

Доктор Геррхольц, похоже, все еще надеялась, что ей удастся напугать чрезмерно скрытную пациентку. Неужели эта стерва всерьез надеялась, что перед лицом смерти Паула откажется от своей веры?

Диктор на экране теперь указывала на двух полицейских, которые опечатывали дверь дома и натягивали вокруг него желтую оградительную ленту, цвет которой удивительно гармонировал с цветом самого дома. Паулу теперь интересовало только одно: не добрались ли они и до Мэрили?

На вопрос доктора Геррхольц Паула ответила так:

— Да, я все понимаю. Это значит, что Бог есть идея, а идею не так-то легко истребить.

VIII

Паула тогда очень обрадовалась, когда наконец увидела перед собой желтый коттедж. До сих пор все вокруг плыло у нее перед глазами, и она шла на это ярко-желтое пятно, словно на маяк: теперь она понимала, почему дом выкрашен в такой цвет. После аварии на дороге зрение не вполне восстановилось: все было как в тумане, Паула видела ясно только самые яркие предметы. Новый знакомый вел ее по темным улицам, шел впереди, указывая дорогу, освещая ей путь своим нимбом.

Дверь открыла Стеф. Увидев слезы на глазах Паулы, она радостно вскрикнула и обняла ее.

— Наконец-то ты с нами, мы так долго этого ждали, — сказала она.

Потом Стеф тоже расплакалась.

— Прости меня, — обратилась к ней Паула. — Вы все меня простите, я понятия не имела…

Остальные обитательницы дома стали по одной подходить к ней, обнимать ее. Все они плакали. Только Мэрили не встала поприветствовать ее. Как и четыре месяца назад, она лежала на диване. Только на этот раз ее руки и ноги были крепко спеленуты, так что она напоминала какое-то умирающее насекомое. Паула присела перед ней, слегка коснулась своей щекой ее щеки и обратилась с традиционным приветствием: «Я тебя съем».