Дамаск - [62]

Шрифт
Интервал

10

Складывается такое впечатление, что для большинства народов Европы в послевоенные годы общественный порядок и закон перестали иметь смысл.

«Таимс», 1/11/24

Начиная с утра сегодняшнего дня, каждый гражданин Соединенного Королевства является также гражданином Европейского Союза.

«Таимс», 1/11/93

1/11/93 понедельник 14:24

– Разве мы не дождемся Хейзл?

Свечки уже начали таять. Спенсер погасил свет – в тумане ноябрьского дня вставленные в печенье свечки мерцают почти рождественским светом. Со стола на Грэйс смотрит улыбающаяся рожица из десяти печений с мармеладом в шоколадной глазури.

– Все готовы?

– А как же Хейзл? – опять спросил Уильям.

– Она разговаривает с тем человеком, – произнесла Грэйс, прыгая от радости. Пламя наполовину сгоревших свечей отражалось в глазури.

– Это ненадолго, – сказал Спенсер. – Он всего лишь ее студент.

– Кажется, он очень милый, – произнесла Грэйс. – А можно, я задую свечки?

– Тогда быстрее, и все сразу. Когда свечки не гаснут, это считается плохой приметой.

Грэйс подпрыгнула и с ходу принялась дуть на свечки, мотая головой туда-сюда. Осталось две. Выбившись из сил, Грйэс недолго думая загасила вторую свечку точным попаданием слюны. Одна свечка все же продолжала гореть. Грэйс беспомощно закашлялась и тогда Спенсер ловко задул последнюю.

– Ты уже загадала желание? – спросил Уильям. Грэйс отдышалась и, довольная, хитро уставилась на Уильяма. – В день рожденья надо обязательно загадать желание.

– Хочу, чтобы мой день рожденья был каждый день!

– Но только если ты загадаешь желание вслух, оно не сбудется, – подсказал Уильям.

– А вдруг сбудется?

– Хорошо, тогда подожди, и сама увидишь, будет ли у тебя завтра день рожденья.

– Хорошо, тогда я загадаю другое желание.

– И не забудь разрезать печенье. – Спенсер протянул Грэйс столовый нож. Грэйс хитро посмотрела на него.

– Если я произнесу свое желанье вслух, то оно не сбудется, да?

– Точно, – подтвердил Уильям.

– Тогда я желаю, чтобы дядя Спенсер никогда больше не увиделся с Хейзл.

– Очень умно, – сказал Спенсер, – и убедительно. Теперь давай режь печенье и, когда нож коснется тарелки, ори громче.


Мисс Бернс не сказала «да». Но «нет» она тоже не сказала. Она открыла дверь. Они оказались в тренажерном зале. Она открыла еще одну дверь, и за ней оказалась пустая бильярдная комната с облупившимися стенами, которых некогда касалась кисть Дэвида Джоунза.

– Дэвид Джоунз – это такой художник, – сказала Хейзл.

Закрывая за собой дверь в бильярдную, она подвернула лодыжку, поморщилась от боли, сняла туфли и пошла еще быстрее, пересекая комнату по диагонали к еще одной двери. Не отставая ни на шаг, Генри не мог оторвать глаз от ее голых ног. Он ничего не мог с собой поделать. Внезапная мысль о долгой счастливой жизни с этой прекрасной женщиной завладела им настолько, что он не мог не поверить в чудо. Вот она, его судьба, ибо только судьбой можно объяснить, почему он так безнадежно влюблен. Закрыв дверь в ванную, Хейзл снова повернулась к нему. Она стояла так близко, что ему страстно захотелось дотронуться до нее, не отпускать ее от себя, поцеловать, но не вышло. Похоже, она заблудилась.

– Послушайте, – сказала она с нажимом. – Мы возвращаемся на кухню, нас уже ждут.

Она либо подавляла свои чувства, либо играла в неприступность – в любом случае, вела себя, как типичная англичанка. Генри был в восторге – она не обманула его ожиданий.

– Перестаньте меня преследовать, – сказала она.

– Вы выйдете за меня?

– Я думаю вам нужно уйти.

– Я буду о вас заботиться. Я буду предан вам.

– Это не имеет никакого значения, как вы не понимаете.

Теперь они уже почти вернулись туда, откуда вышли. Из коридора тянулся невыразительный запах куриного супа, а точнее – запах невыразительного куриного супа, и Хейзл пошла на него. Генри с упоением смотрел, как под обтягивающей тканью платья двигаются ее упругие ягодицы. Он смотрел на ее ноги ровного матового оттенка. И вдруг Генри Мицуи видит себя в своем доме – семидесятипятилетним стариком, горячо любимым мужем Хейзл и отцом Вирджинии, Джонатана и Кристофера, обожаемым дедушкой Джесси, Уильяма и Джорджии, которые работают детскими врачами. У них будет много подарков – больше, чем ему лет. А почему бы и нет? Он же не бездушный злодей. Более того, он отличается утонченной способностью сопереживать, какая бывает только у людей, воспитанных в достатке и комфорте. Бедным всегда нужны деньги, Генри же не задумывался о деньгах и научился желать чего-то большего. Он мечтал стать мужем мисс Бернс и венчаться с ней в красивой маленькой церкви св. Этельдреды, Уорт-Матраверс. Мисс Бернс и мистер Генри Мицуи, сын мистера и миссис Мицуи из Токио, столицы Японии, объявляю вас мужем и… Конечно, он любит ее, но он может предложить ей нечто большее, нежели просто любовь. Он прекрасно владеет игрой на фортепьяно. Он образован, говорит на нескольких языках и много путешествовал.

– Я не злодей, – произнес он, следуя за ней по коридору и сам уже веря в сказанное. Мало ли о чем он иногда думает – мысль невоплощенная есть ложь. Ну и что с того, что у него в кармане пакетик с ядом? Он ведь никого еще не убил.


Еще от автора Ричард Бирд
Х20

“Меня бросили опустошенного, покинутого, невинного, и мне чертовски жаль себя нынешнего, а мое колено выбивает под столешницей дробь, наивно пытаясь продержаться без ежечасного удовольствия. Сведи желание к его основе: Я не хочу курить. Не хочу курить. Хочу курить. Курить”.Каждый день убиваешь себя и надеешься выжить, испытываешь судьбу на прочность, играешь с божествами в рулетку. Каждый день может оказаться последним. Ради права вдыхать дым, а не воздух, человечество идет на смерть, отчаянно цепляясь за жизнь, выдумывая отговорки, сочиняя философию и трансформируя искусство.Перед вами первый роман Ричарда Бирда “Х20”.


Рекомендуем почитать
Кажется Эстер

Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.


Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.