Дама с рубинами. Совиный дом - [160]

– Глупости! – услыхала Клодина французскую речь. – Я тысячу раз говорил, что доеду до Франкфурта и вернусь!

– Я вам не верю, – резко и горячо прошептала дама. – Все остается, как я сказала: если вы обманете меня, вы знаете, как я отомщу.

– Ну, это не поможет вам, уважаемая!

– Что ж, посмотрим, – сказала она громче, чем хотела, и стукнула по столу маленьким кулачком. Господин успокаивающе положил на него свою руку и испуганно огляделся.

Вуаль Клодины была очень густая и скрывала ее лицо. И тут она узнала господина – это был Пальмер, и, конечно, так шипела фрау фон Берг, когда сердилась. Клодина узнала ее густые волосы и полную фигуру. Но что происходит?

– Пожалуйста, – говорил Пальмер ласково, – что мне делать без тебя, мой ангел? Будь же разумна и исполни мою просьбу!

К перрону подошел поезд, окна вокзала слегка задрожали. Прозвучал звонок, и кондуктор закричал нараспев: «Франкфуртский поезд!» Пальмер поспешно встал.

– Останься здесь, – сказал он резко.

– Нет, я не лишу себя удовольствия проводить вас до купе, – насмешливо возразила дама. – Кто знает, как долго я буду лишена вашего общества?

Он не ответил и выбежал вон, она устремилась за ним. Клодина невольно встала и подошла к окну. Она увидела, как Пальмер поспешно исчез в купе первого класса. Дама стояла перед вагоном, плотно завернувшись в тальму. Наконец пришел поезд Клодины. Она подождала, чтобы посмотреть, в какое купе сядет фрау фон Берг. В поезде было только два вагона первого класса. Дама вошла в один вагон, Клодина подошла к другому, и кондуктор тотчас отпер купе. Клодина на минуту задержалась, так как там сидел один господин: не поехать ли ей во втором классе?

– Некурящее отделение второго класса свободно? – спросила она.

– Нет, сударыня, там пятеро мужчин и одна дама, а в дамском купе семейство с детьми.

Тогда Клодина наконец решилась, вошла и села у окна. Господин, видимо, спал, его нельзя было рассмотреть, видны были только шуба, шапка и лиловый плед. Ехать было недолго, часа два.

Она опустила голову в темной меховой шапке на подушку – ужасно устала, и все же беспрестанно сменяющиеся мысли не давали ей уснуть. Герцогиня умрет, и она потеряет любящее сердце, но получит свободу: как только потухнет последняя похоронная свеча, она вернет обручальное кольцо Лотарю и вздохнет с облегчением. Грудь ее поднялась – даже мысль об этом, казалось бы, облегчении причиняла ей страдание. Ах, как бесцветна, однообразна жизнь бедной дворянки, постепенно превращающейся в старую деву! Пропащая жизнь! А если Иоахим снова женится? Если к отсутствию радости присоединится сознание своей ненужности? Нет, нет, такие мрачные мысли были греховным малодушием. У нее есть много больше, чем у других. Прочь, прочь печальные мысли! Надо крепиться и держать себя в руках, впереди еще много переживаний. Скоро поезд прибудет в Вэрбург. Тут мысли ее спутались, и она забылась беспокойным сном.

Среди стука колес и скрипа тормозов поезда, подъезжавшего к какой-то станции и резко замедлившего ход, Клодина не услышала, как второй пассажир купе встал и подошел к ней. Только почувствовав, что кто-то прикоснулся к ее шубе, она очнулась и открыла глаза: перед ней стоял Лотарь.

– Так, стало быть, это вы? – ласково сказал он. – Узнал, несмотря на вуаль. Но что я говорю? Есть только одни такие золотые волосы. Вы тоже едете в резиденцию?

Он не скрывал своего радостного удивления. Его рука невольно протянулась, чтобы взять ее руку, но он только снял шапку и снова надел, борясь с волнением.

Клодина замерла как статуя, но очень быстро овладела собой.

– Да, – коротко ответила она, не замечая протянутой руки и крепко сжав руки в муфте, будто хотела удержать их. – Камергер Штальбах телеграфировал мне, что их высочества приезжают завтра, и я тотчас собралась.

– Не скажете, как обстоят дела в Полипентале? – спросил он.

– Хорошо, – отвечала она.

– А моя девочка?

– Она здорова, я думаю.

– Вы думаете? – повторил он с горьким выражением.

Они замолчали. Поезд остановился, снаружи заскрипел снег под тяжелыми мужскими шагами, отворилась дверь какого-то купе; потом прозвучал звонок, раздался свисток, и поезд двинулся дальше.

– Клодина, – нерешительно начал Лотарь. – Третьего дня я писал вам. Письмо придет в Совиный дом сегодня утром.

Клодина наклонила голову, не глядя на него.

– Я был в ужасном настроении, – продолжал он. – Представьте себе: совсем один в занесенном снегом старом, плохо меблированном доме в двух часах езды от города. Я промок на охоте и сидел перед окном. Один в совершенно пустом здании… К тому же меня мучили видения: я видел гостиную в Нейгаузе, видел, как моя малютка резвится и играет, слышал ее лепет и даже ясно чувствовал запах яблок, пекущихся в камине. – Лотарь на мгновение остановился. – И я подумал: «Господи, зачем, собственно, я здесь с этими грустными мыслями?» В эту минуту я подошел к столу и написал вам, чтобы прямо спросить вас.

Клодина поспешно перебила его:

– Зачем спрашивать? Ведь я не могу принудить вас сдержать обещание, да я никогда и не посылала вас в замок Штейн. Ведь вы могли поехать в Берлин, Вену или, наконец, в Париж! А может, и в еще более отдаленный город.