Ничей день (послесловие автора)
В (вяло)текущем романе миновал «ничей» день, скажем так. Это связано с абсолютной невозможностью для писательского пера описания идеального государственного устройства, утопии (или идеального государственного бардака, антиутопии), способной привлечь или отторгнуть всех людей одной эпохи, заставив всех до единого денно и нощно трудиться ради её осуществления (в случае антиутопии — холодеть от ужаса). Вместе с тем идеалы утопистов действуют в качестве двигателя индивидуального развития, способствуя, как минимум, нанопрогрессу. В каком-то смысле, «день» «ничей» всё же не совсем: в совокупном богатстве человеческой фантазии достижим идеал подлинно коммунистической формы собственности. Неоднородный эгрегориальный мир всеобщей утопии — столь вязкий, возможный лишь во сне — зачастую соткан из разнящихся отрезов идей и образов, взять хотя бы обтягивающую одежду Соляриев у Томмазо Кампанеллы и, наоборот, свободный покрой платья в стеклянно-алюминиевом мире Чернышевского. Важнее любви к деталям субъективное в этических вопросах, на которые разные времена дают разные ответы (сравните, например, рассуждения о вегетарианстве в «Городе солнца» и «Утопии»). Таким образом, писатели обречены метаться в промежутке между абсолютным светом и кромешной тьмой среди разнообразия цветовой гаммы самого широкого спектра, но, слава Богу, ни талмудистам, ни апостолам-евангелистам, ни марксистам, ни Чернышевским, вообще никому не дано выиграть тендер на застройку силой своей фантазии всего бесконечного простора утопической или антиутопической ноосферы. Сам я тоже просто обживаю собственный скромный уголок в этом бескрайнем гостеприимном общежитии психоаналитически-платоновского идеала или кинговского ужаса, где есть место для всех и каждого, и пёстрые дорогостоящие одеяния бизнес-дресс-кода православных священников ценятся ничуть не дороже моей белой «экстремистской» футболки с изображённым на ней чёрным триграмматоном «ЗОЖ». И последнее. Естественное место утопии или антиутопии — внутри человеческой души.
