Дама и единорог - [67]

Кристина сложила на груди руки.

— Мы управимся, — повторила она, — а когда Жорж придет к вам от имени гильдии, думаю, он увидит, что вы тоже управляетесь. — Она хитро улыбнулась.

В тишине Рожье Ле Брюн переваривал напоминание, что члены гильдии обязаны помогать друг другу. Он взглянул на Кристину, и я заметил, как заходил у него кадык.

Тут появилась Алиенора, она приблизилась к нему легким шагом и встала сбоку.

— Пожалуйста, господин, угощайтесь, — произнесла она, протягивая блюдо с бисквитами.

Не выдержав, Рожье Ле Брюн рассмеялся.

— Жорж, — произнес он, надкусывая бисквит, — может, у тебя не все ладится в мастерской, но с твоими женщинами сам черт не страшен!

Когда он удалился, Жорж с Кристиной переглянулись.

— Жорж, нам, верно, покровительствует сам святой Морис, — провозгласила Кристина, тряхнув головой. — Если бы не этот дуб, Рожье застал бы меня врасплох. И тогда вряд ли мы отделались бы легким испугом.

Впервые за много недель Жорж улыбнулся. Точно после долгой зимы на пруду треснул лед, разогнав злые чары. Мальчики засмеялись и принялись передразнивать Рожье, Кристина отправилась принести еще пива, а я подошел к Алиеноре и поцеловал ее в лоб. Она улыбнулась, хоть и не подняла головы.

За две недели до Сретения «Осязание» было закончено. Вырезали его наспех, скомкав длительный церемониал, что вряд ли понравилось Жоржу-младшему, Жозефу и Тома. Наконец ковер расстелили на полу лицом вверх. Жорж кивнул и произнес несколько похвальных фраз, но думал он только о том, как бы поскорей продолжить ткать. Кристина подметила разочарование ткачей и, подпихнув Жоржа локтем, заставила его выскрести последнюю мелочь, чтобы Жозеф и Тома могли обмыть свою работу в таверне.

Затем Жорж-младший занял место у станка, где ткалось «Зрение», присоединившись к отцу и Люку, а Кристина, пересев в угол, взялась подрубать «Осязание». Они с Алиенорой аккуратно заправили нити, торчавшие из основы, и стали приторачивать коричневую кайму. Я сидел возле Алиеноры и наблюдал, как женщины шьют, и внезапно у меня вырвалось:

— Покажи, как ты это делаешь.

Кристина хмыкнула, а Алиенора нахмурилась:

— Зачем? Ты ведь художник, а не женщина.

— Хочу помочь.

«Ты моя жена, — так и подмывало меня сказать, — и мне хочется быть рядом».

— Неужто нет более подходящего занятия?

И тут меня осенило.

— Давай ты меня обучишь, мы освободим Кристину от подрубки — и пусть работает с остальными.

Кристина вопрошающе взглянула на Жоржа. Слегка помешкав, он кивнул.

— Хорошо, — сказала она, втыкая иглу в шерсть и приподнимаясь. — Алиенора тебе все объяснит.

— Мама, — протянула Алиенора с неприкрытой досадой.

Кристина повернулась к ней:

— Он твой муж, девочка. Давно пора свыкнуться с этой мыслью и радоваться своему везению. Вспомни, какой вариант тебя ожидал.

Алиенора кивнула. Кристина улыбнулась мне ласковой улыбкой, и я поблагодарил ее глазами.

Для начала Алиенора дала мне потренироваться на кусочке материи. Работа казалась немудреной, однако стежки у меня ложились вкривь и вкось, и я без конца колол себе пальцы.

— Мама, мы так в жизни не закончим, если я только и буду, что распускать шитье Филиппа и показывать все заново. И своей кровью он нам всю шерсть перепачкает, — рассмеялась Алиенора.

— Наберись терпения, дочка, — сказала Кристина, не поднимая глаз. — Он тебя еще удивит.

Так я промучился целый день, прежде чем стежки у меня выровнялись и Алиенора доверила мне делать кайму, хоть я управлялся с иголкой куда менее проворно, чем она. Поначалу мы все больше молчали, но долгие часы совместной работы подтопили ледок. Мало-помалу мы разговорились — о зимней стуже, о кайме, о маринованных грецких орехах, которые подавали на обед. Обо всяких пустяках.

Только ближе к концу я набрался мужества и задал более важный вопрос. Я окинул взором непомерный живот, покоящийся у нее на коленях, о который можно было облокачиваться как о стол.

— Как назовем ребенка? — спросил я тихо, чтобы другие не слышали.

Алиенора перестала шить, игла застыла в воздухе. Глаза у нее мертвые, попробуй догадайся, что творится в этой голове. Надо улавливать интонации. Я ждал довольно долго. Когда она наконец ответила, голос ее звучал совсем не так печально, как я ожидал.

— Этьен, в честь твоего отца. Или Этьенетта, если будет девочка.

— Спасибо, Алиенора! — улыбнулся я.

Жена только пожала плечами. Но за шитье опять не взялась. Воткнула иголку в шов и повернулась ко мне:

— Можно пощупать твое лицо, чтобы знать, какой у меня муж?

Я нагнулся и приложил ее пальцы к своим щекам. Очень медленно они тронулись по лицу, пощипывая и поглаживая кожу.

— У тебя острый подбородок, совсем как у моей кошки! — воскликнула она.

Она любит свою кошку, часами держит ее на коленях и гладит.

— Точно, — сказал я, — как у твоей кошки.

За неделю до Сретения Жорж окончил хвост льва. За три дня до Сретения дошли до верхнего края сначала Кристина, а затем и Люк. Жорж все еще трудился над клеймом — кроликом, подпирающим мордочку лапой, когда Жорж-младший покончил с собачьим хвостом. Алиенора подсела к отцу и брату, собираясь, как всегда, заняться зазорами, хотя из-за живота с трудом дотягивалась до ковра. Внезапно она схватилась за живот, лицо у нее потемнело. Потом опять вернулась к работе. Несколько минут спустя все повторилось снова, и я догадался, что начались роды.