Дальше живут драконы - [2]

– Почему я? – спросил Лыков. У старика можно застрять надолго, а машину не дадут. – Пусть Сагальский или Кучумов поедут.

– Ездили, – вздохнул Котофеич. – Ну чего тебе стоит, сгоняй, а если раньше освободишься, можешь не возвращаться. И потом, это не моя прихоть, сам Афанасий Борисыч велел.

– Именно в отношении меня распорядился? – недоверчиво прищурился Аркадий, безошибочно почувствовав слабину в голосе начальника, – ну, еще нажим, мы ломим, гнутся шведы и личное присутствие на распродаже будет обеспечено.

– Не именно, а приказал отправить с бумагами молодого интеллигентного научного сотрудника. Главному будет приятно, что его не забывает молодежь.

– Молодежь, – не удержавшись, фыркнул Лыков. – У нас большая часть молодых относится к нему как к сказочному персонажу: все слышали, но никто не видел. И вряд ли теперь уже увидят.

– Не заговаривайся! – сурово одернул его Котофеич. Он взял со стола папку и сунул в руки Лыкову.

В коридоре Аркадий постоял у открытого окна, делая глубокие вдохи, чтобы немного успокоиться, и тщательно осматривая горизонт – нет ли на нем тучки, не обкладывает ли город пеленой затяжного дождя? Тогда можно затянуть выезд к старику и, сославшись на проливной дождь, остаться в институте до распродажи. Но, как назло, ярко светило солнце.

«Может, оставить денежки Кучумову? – думал Лыков, медленно направляясь к своей комнате. – Объяснить, что надо купить, и оставить? Нет, все перепутает, козел безрогий, возьмет не тот размер, а то и ничего не купит. Вот невезуха!»

Взяв со стола кейс, он сунул в него папку, защелкнул никелированные замочки и, прощально помахав рукой, направился к выходу, кляня в душе последними словами Котофеича, Афанасия Борисовича и болящего главного шефа…

До сегодняшнего дня Аркадию еще ни разу не доводилось бывать в доме главного шефа – только в последнее время, окончательно поняв, что старик не сдюжит с болезнью, начальство стало отправлять к нему мэнээсов, а до того предпочитало личные контакты, демонстрируя преданность и озабоченность состоянием здоровья директора. Излишним любопытством Лыков не страдал, но взглянуть, как живет заслуженный товарищ, было любопытно.

Шеф жил в районе, прозванным «дворянским гнездом», – кирпичные дома с широкими окнами, заботливо политые дворниками тротуары, много зелени, тенистые дворы с ухоженными газонами и цветниками около подъездов, нет привычного, надоедливого гула грузового транспорта. Во дворах стояли личные автомобили, кричали играющие дети, женщины в модных курточках выгуливали откормленных, породистых собак.

Отыскав нужный дом, Лыков вошел в подъезд и, назвав хмурой усатой старухе номер квартиры, в которую он направляется, поднялся на лифте. Дверь ему открыла седая женщина.

– Вы к Ивану Сергеевичу? Проходите, он ждет.

Вытерев ноги об узорчатый половичок, Аркадий прошел в большую комнату. У окна, в глубоком кресле, укрытый до пояса пледом, полулежал главный шеф. Слабо улыбнувшись, он показал желтой высохшей рукой на кресло напротив и тихо попросил:

– Маша, сделай нам, пожалуйста, кофе.

– Что вы, не стоит беспокоиться, – опускаясь в кресло и открывая кейс, попытался отказаться Лыков. Стоит ли распивать здесь кофе? Вдруг еще удастся вернуться к распродаже?

– Вы мой гость, простите, не знаю, как вас величать, – улыбнулся шеф, – поэтому давайте все же попьем кофейку.

– Лыков, Аркадий Андреевич, – чуть привстав, представился гость. – Я у Конырева работаю.

– Знаю. Привезли? Давайте…

Аркадий отдал папку и услужливо подал шефу очки со стола. В комнату вошла седенькая Маша, вкатила столик с кофейником, чашками и вазочками с печеньем и сахаром.

– Скучно, – небрежно бросив папку на широкий подоконник, доверительно пожаловался шеф. – Пейте кофе, бразильский…

– Что скучно? – осторожно беря тонкую фарфоровую чашечку, переспросил Лыков.

– Да это… – Иван Сергеевич кивнул на папку. – Напускают туману, раздувают научную истерию там, где проблема не стоит выеденного яйца. Что нового в институте?

– Так, ничего особенного… – Вопрос шефа застал врасплох, и Лыков не знал, что ответить: Начать рассказывать, как переставлял мебель в кабинете шефа Афанасий Борисович, а сотрудники потели, перетаскивая тяжеленные шкафы с этажа на этаж? Или доложить, как бы ненароком, о новых строгостях и отмене библиотечных дней? Да зачем об этом говорить с высыхающим от старости и болезней академиком, нужно ли ему теперь все это?

– Читали то, что привезли? – пытливо поглядел на него Иван Сергеевич. – Или так, подменяете почту?

– Подменяю, – не стал скрывать Аркадий.

– Я сейчас как машина, остановившаяся около нефтяной скважины, – грустно усмехнулся шеф. – Горючего пропасть – а заправиться нечем. Проклятая болезнь, сахарный диабет, недостаток инсулина. Поэтому и получается, что нефти хоть отбавляй, но она еще не бензин, в моем случае – не сахар.

– А инъекции?

– Это хорошо, когда человек молод и у него нет целого букета болячек, – тихо посмеялся академик. – Зато у старого масса времени для переосмысления прожитого. Как вы думаете, почему они не поехали ко мне сами, а послали вас? Ну не стесняйтесь, говорите. Я знаю, что меня давно списали.