Дальние берега времени - [4]

Она не исчезла.

— Вот же хрень! — сказал я.

Что ж, ничего особенного не произошло. Не забывайте, что всего за несколько часов до этого будущее виделось в розовом свете: дом, покой, безопасность, Пэт Эдкок, которую я, как стало ясно, любил.

Но я не попал домой. И не был в безопасности. Пэт неизвестно где, а мое положение только ухудшилось. Если на то пошло, у меня даже не было горшка.

Поэтому я сделал то единственное, что еще мог. Вспомнил, чему меня учили в Бюро.

Глубокий вдох. Потом бросил в рот немного кукурузных чипсов, открыл наугад банку (цыпленок по-королевски — изрядная гадость в холодной слизи). Осмотрел комнату: не следят ли за мной чьи-нибудь любопытные глаза — конечно, это не имело значения, — и начал систематически простукивать стены, двери и ящик.

Зачем?

Не то чтобы я на что-то по-настоящему надеялся. Даже если раздобуду какие-то жалкие обрывки информации, шансов на возвращение в штаб-квартиру Бюро в Арлингтоне не больше, чем у куска льда выбраться из преисподней. Просто такая у меня работа.

В тренировочном лагере один из самых придирчивых инструкторов объяснил это, когда мы, выстроившись в шеренгу, потные, мокрые и грязные после полосы препятствий и перед началом пятикилометрового марша, внимали ему с едва скрываемой ненавистью. Инструкторы редко выказывают сочувствие. Тот, о ком я говорю, вообще был лишен этого чувства.

— Что, устали? Вам еще неведома настоящая усталость. Вам, лоботрясам, будет куда хуже, когда служба подойдет к концу. Вы будете вымотаны, от вас будет нести дерьмом, но это не дает вам права на слабость. Что бы ни случилось, что бы ни делали с вами плохие парни, делайте свое дело. Если вам отобьют печенку, отрежут яйца или выколют глаза, не забывайте того, что я сейчас говорю. Вам платят за то, чтобы вы делали то, что положено, чтобы, если каким-то чудом останетесь в живых, смогли доложить обо всем, что видели и слышали. Вопросы?

В те дни я был глупее. Я спросил:

— Сэр! Как мы сможем что-то увидеть, когда нам выколют глаза?

У него нашелся ответ. Он сказал:

— Ты! Упал и отжался тридцать раз!

Поэтому — за неимением лучшего — я делал то, что мог. Я знал, что хотел бы сделать. Выбраться отсюда, найти возможность добраться до телепортационной машины и вернуться домой. Я не вполне ясно представлял, как мне все это удастся, но первый шаг — это сбор информации.

Вот почему я простучал стены и попробовал открыть двери. Они не открылись. Это были обычные двери на заурядных завесах, как и положено дверям; в них не было ничего экзотического или сверхвысокотехнологичного, кроме того, что на них отсутствовали ручки. Я толкал и пинал их, но двери не открылись. Не поддалась и крышка ящика, к которому я перешел.

Но я не сдался. Перебрал запас еды на столе, чтобы посмотреть, не спрятано ли что-нибудь под ним, попробовал лиловую гадость с тошнотворным вкусом, ощупал со всех сторон хреновину у себя за ухом, пытаясь определить, что это такое. Выяснил совсем немного. Она была размером с голубиное яйцо. Гладкая поверхность, то ли металлическая, то ли керамическая. Когда я постучал по ней пальцем, то звук получился скорее керамический, чем металлический, но с уверенностью судить об этом я бы не стал. Эта дрянь словно вросла в мою кожу, как будто всегда была там.

Больше я о ней ничего не мог сказать. Поэтому снова взялся простукивать стены, хотя рядом не было никакого сержанта-инструктора и никто не заставил бы меня отжиматься, если бы я просто сел в углу. Такова моя работа. И пока я этим занимался, пережевывая какой-то сухой фруктовый батончик, одна из дверей открылась. Через нее в комнату вкатились еще два стеклянных робота, один бронзовый, другой вишневого цвета. Раньше я их не видел. С ними был и мой бывший тюремщик и нынешний спутник, маленький чужак с телом цыпленка и лицом угрюмого котенка. Чудик.

Некоторое время роботы стояли молча, но я не знал, что они собираются делать. Я смотрел на Чудика. Судя по взъерошенному виду, бедняге пришлось не легче, чем мне. Мордочка чем-то перепачкана, хохолок приобрел какой-то тусклый цвет и уже не переливался, как обычно, всеми цветами радуги. Пух тоже был заляпан непонятными пятнами, сумка у пояса исчезла, но зато появилось совершенно новое украшение. Оно напоминало мое собственное, было золотистого цвета, как, возможно, и то, что украшало мою голову. Только у него эта шишка прилепилась не за правым ухом, а на самой макушке.

Чудик посмотрел на меня унылыми глазами и простонал:

— У нас огромные неприятности, агент Даннерман.

Потом, не говоря больше ни слова, подошел к столу и набросился на лиловую гадость.

Я и без того знал, что у нас неприятности, но все же появление Чудика имело и положительную сторону. Теперь можно было разговаривать, не опасаясь наказания.

Удерживало меня от этого присутствие «рождественских елок». Я настороженно посматривал на них, но они меня игнорировали, занявшись уборкой. Вишневый робот принялся вытирать оставленную мной лужу мочи, а другой с помощью каких-то манипуляций открыл ящик, в нем я увидел кучку чего-то, напоминавшего овсянку. Бронзовый постучал по ящику веткой и, указывая на меня другой, сказал: