Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941) - [36]

«Восстание ангелов» Анатоля Франса (русск. пер. М. Муратова. Москва, 1918) – книжка очень говорящая о переживаемой нами эпохе, рядом с русской революцией, с хулиганством Хулио Хуренито в его «учительстве». Революция в душах человеческих гораздо глубже, чем кажется нашим современникам, все еще думающим, что «это ничего», что еще можно сторговаться и кое-как возвратиться к устоявшемуся буржуазному «comme il faut».

Несомненно, что полухристианство – явление столь же противное, как и «полудевство», – не может выдержать посыпавшихся на него ударов. Христианство без подвига, без креста, без отречения от имения, от родства, от жены, от самой души, должно прийти к разоблачению. «Добро есть соль; аще же соль обуяет, чем осолиться? Ни в землю, ни в гной потребна есть: вон изсыплют ю. Имеяй уши слышати, да слышате» (Луки, 14, 34–35). Обуявшее и утратившее соль глаголемое «христианство просвещения» иссыплется вон историею и словом Божиим.

Но авторы вроде А. Франса, профессора А. Древса и т. п. очень ошибаются, если думают, что, стреляя по «христианству просвещения», которое они знают, попадают своими снарядами в подлинное христианство Христа Спасителя! Если снаряды Древса хватают всего лишь в профессорское успокаивающее теологическое мурлыканье протестантских мудрецов германизма, то стрелы А. Франса имеют в виду одно лишь папистское католичество с критерием истины на Папе, с римским кесарством в гордой поповской рясе, осмелившимся провозглашать себя за «едину вселенскую апостольскую»!

«Восстание ангелов» – это трагедия римского католичества, великой карикатуры на Христову церковь, поселившей неизбывающий в человечестве соблазн, будто дело поповства и папизма и есть дело «иудейско-христианского Бога».

Собственно направление мысли Франса то же самое, в котором двигались наши Мережковский с его «воскресшими богами», с восхищением Юлианом Отступником, В. Розанов с его хулением Христа и христианского подвижничества в интересах половой свободы и т. п. неоязычники, вздыхатели по античному миру, у французского автора эти вздохи облечены в изящный смешок и элегантную легкость. Рассыпаны живые интересные мысли, милое остроумие, блестящие странички по истории человеческой мысли. Только тяжело, что эти странички наполнены едким издевательством над образами и символами, в которых человечество пыталось воплотить свои скорби, недомогания, чаяния, потребности и верования! Не хватает любви к человеку, чтобы участливо войти в то, что он говорит, чего хочет, ждет, во что верует. Жалок человек, жалки средства его слововыражения, убоги попытки его высказать то, что щемит его душу и что подает ему надежду и силу, чтобы жить в мире. Но смеяться ли над ним за его убожество?

Ни в чем ведь не возвышен человек более, чем в своих верованиях. Но и ни в чем он так не низок, как в «приспособлениях к своим собственным верованиям», – в стремлении сделать их портативными для себя, т. е. в рассудительных компромиссах со своею совестью и идеалами! Вот за эти-то приспособления и компромиссы подвергаются потом похулению сами идеалы в душах слабых и непроницательных! За римские приспособления христианства, за буржуазно-протестантские мелодекламации, за христианские мотивы подвергается хуле сам Христос в писательстве Анатоля Франса с товарищами.

Жаль Франса и его товарищей! Так мало проницательности при такой образованности и такой тонкости изощренного дарования!

Анатоль Франс не любит людей – только большая нелюбовь к ним, их жизни и волнениям может привести к такому демонскому издевательству над тем, как люди воплощали на своих языках и в доступных им образах свои чаяния, вдохновения и верования. И лишь снисходящая любовь к людям, братское чувство к ним может открывать уши к их лепету об Истине, а смиренное сердце сумеет найти себе тут зерна Истины и для себя самого! Пророческие образы, святоотеческие мнения, все символы христианского предания подвергнуты у Франса хохочущему освистыванию, бесовскому поношению. И это в самой органической связи именно с отсутствием любви к людям и тем фактом, что для Франса любовь вообще существует лишь в венерическом смысле слова, но и та у него испорчена, осмеяна, огажена и унижена, как все – все, что ни делают у нашего писателя выводимые им люди.

Не ненависть, а только большая нелюбовь руководили мною – говорит Хулио Хуренито у Эренбурга. Вот так же и у Анатоля Франса дело идет не о какой-нибудь горячей ненависти, а только о большой нелюбви к людям. А уж тогда, конечно, уши не услышат, глаза не увидят, сердце не почует, что делается с людьми. <…>

Замечательно то, что, так презирая людей и все людское, наш автор во всяком случае менее всего презирает демонов, своих «восставших ангелов», и, во всяком случае, говорит с симпатией о демонском духе гордости, самости и восстания! Если христиане могли говорить словами Тертуллиана: «Мы не только презираем демонов, но ежедневно побеждаем и попираем их и изгоняем из людей, как это известно очень многим», – то Анатоль Франс презирает лишь все людские речи и рассказы о демонах, но не демонов, которые пребывают его героями! Это само по себе говорит! Вообще книжка очень симпатичная!