Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941) - [23]
Главное смешение понятий, каким грешит наше время, это смешение разумного и объяснимого. Человек все научился объяснять, и ему от этого кажется, что стало все «естественное» разумным. Человека удивило, что он научился все объяснять, что для него все стало «естественным», и он стал все свое считать разумным. «Все мое – разумно» – вот боевой клич нашего индивидуализма, во имя которого совершаются величайшие неразумности.
Человек есть по природе существо «зажирающееся», т. е. способное везде осуществить торжество своего личного, скверного Я. Лучшие условия, в которые он (всегда более или менее «случайно») попадает, не воскрешают, не поднимают его, а лишь дают ему случай еще раз применить, приложить и утвердить свое внутреннее, низкое, ничтожное Я.
Христианство уже дало понять те дурные стороны, которые присущи, которые «естественны» нашему существу. Не разрушайте же, не закрывайте этого понимания вашим провозглашением, что все «естественно» или что все «естественное» – хорошо.
Одна из очень больших бед нашего времени состоит в том, что дураки научились теперь говорить как умные люди. Так что сразу их узнать не для всякого легко. Что данную книгу писал дурак, это с несомненностью открывается лишь тогда, когда выяснится, к чему ее автор клонит, для чего употребляет все те умные вещи, тот умный тон, которым он научился у умных людей.
Конечно, не теоретические различия во взглядах разделяют меня со многими добрыми людьми мира сего. Разделяет нас различие идеала жизни. Для меня христианский идеал жизни слишком глубок, он лишь предчувствуется по «чистоте сердца» в тот или другой момент. Да, кажется, в самом Евангелии он признается лишь предчувствием, ибо его уяснение ставится в зависимость от чистоты сердца («блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят»). И в этом отношении он представляется мне столь ревнивым и легко ускользающим в самой своей сущности, что кажется слишком неразумным риском для того, кто его ищет, останавливаться на том или ином установившемся «житейском идеале» обыденности. Нить грозит легко оборваться и оставить тебя на захолоделом, веками затвердевшем, неподвижном, эгоистически замкнутом и по существу приземисто-консервативном житейском идеале семьи, государства и т. п. Монашество состоит именно в таком методическом изолировании себя от каких бы то ни было частножитейских идеалов во имя непрестанного и беспрепятственного выяснения в душе великого идеала христианской жизни. <…> «Священная история» – это история различного вида геройства человеческого в непрестанном стремлении к созиданию в себе христианского идеала.
Человек – не затерявшаяся в мировом целом сошка, которая должна подавить свои желания и потребности, чтобы слиться с жизнью этого целого. Он – царственное, творческое сознание мира, которому принадлежит последнее слово в великом деле жизни. Вот вечная и неколеблемая мысль, внесенная на все времена германским «идеализмом».
Я до некоторых пор был уверен, что «действительность» и для меня, т. е. и «в мое время», – та же самая, что была при Аристотеле или при Канте, например, или, например, та, что с такой ужасающей подробностью описывается в романах Достоевского. Тогда и оставалось отправляться лишь от этой «все той же действительности», например, по Канту или по Достоевскому, и выяснять развивающуюся от нее мысль. Это убеждение, может быть, и выразилось в той формуле, в которую я верил при писании кандидатского сочинения, что «действительность для всех одна и та же, причем интересно изучить, как от одной и той же действительности развиваются человеческие миропонимания – религиозное и нерелигиозное».
Но с известного момента я почувствовал, что сама «действительность» для меня может быть не такою, какою она была для Аристотеля, Канта или Достоевского; она разве только во имя обобщения признается одною и тою же для всех людей, конкретно же и вживе она для меня уже не та, что, например, лежит под понятиями Достоевского. Современное научное настроение именно в вере в возможность все новой и новой действительности, откуда и вытекает требование научного настроения – не ограничивать действительность окончательными (категорическими) понятиями (помимо «описывающих»), недоверчивый страх к метафизике.
Впрочем, получила историческое признание, признание по знанию, «действительность» общих условий жизни людей, именно общая ее картина, общее ее описание. И этой описательно принятой действительности достаточно, чтобы опять была оправдана моя прежняя задача, но именно лишь для психологии явлений жизни, например, для «психологии религиозного опыта».
1902
Когда впереди тебя скрылся реальный образ высокого, чистого, доброго и великого, когда ты больше не чувствуешь себя на царском пути свободного служения великому и высокому, иди в церковь. Здесь испытанная, почтенная школа, – где многими искусными учителями от времен древних собраний искусно изложены для усвоения издревле завещанные понятия доброго, прекрасного и высокого; эта школа способна избавить буйных мира сего от томления бессодержательностью.
Как происходит мыслительный процесс? Почему мы принимаем те или иные решения? Что определяет наше поведение? Как научиться управлять своими желаниями, страхами и инстинктами? Чтобы ответить на эти и многие другие вопросы, необходимо представлять принципы работы мозга и нервной системы. Алексей Алексеевич Ухтомский, выдающийся учёный и мыслитель XX века, в своих трудах смог объяснить физиологические основы психологических процессов. Его учение о доминанте лежит в основе такого инновационного направления, как биокибернетика. Авт. – сост.
Алексей Алексеевич Ухтомский (1875–1942) – один из самых выдающихся отечественных мыслителей ХХ века. Его учение о доминанте как универсальном общебиологическом принципе, лежащем в основе активности всех живых систем, предвосхитило целый ряд направлений современных исследований и продолжает привлекать пристальное внимание специалистов различных областей знания. Теория доминанты позволяет изучать не только физиологические, но и психологические и социальные процессы. По сути дела, Ухтомский создал стройную концепцию человека на стыке различных наук: физиологии, психологии, философии, социологии и этики.
Алексей Алексеевич Ухтомский, ученый с мировым именем, более трех десятилетий (1906–1942) переписываясь с Варварой Александровной Платоновой, в письмах к ней крайне редко касался физиологической науки и университетской среды. Их переписка, сравнимая со страницами эпистолярного романа, запечатлела – в глухие, трагические времена – хронику их любви: от светлого порыва в молодости к любви в высшем, христианском ее понимании, когда духовное родство оказывается много дороже житейского счастья.
В 1922 году университетские студенты-физиологи проходили летнюю практику под Петергофом в бывшей царской резиденции, «нашей прекрасной Александрии», как они ее называли. В ту пору у А. А. Ухтомского завязалась недолгая переписка с И. Каплан, а позже (с 1927 по 1941 год) он активно переписывался со своими ученицами Е. Бронштейн-Шур и Ф. Гинзбург. Диапазон научных и нравственных проблем в публикуемых письмах тех лет был довольно разнообразен – от закона доминанты и понятия «хронотоп» до секретов психологии творчества и толстовского вопроса: «Для чего пишут люди»?
"В настоящее время большая часть философов-аналитиков привыкла отделять в своих книгах рассуждения о морали от мыслей о науке. Это, конечно, затрудняет понимание того факта, что в самом центре и этики и философии науки лежит общая проблема-проблема оценки. Поведение человека может рассматриваться как приемлемое или неприемлемое, успешное или ошибочное, оно может получить одобрение или подвергнуться осуждению. То же самое относится и к идеям человека, к его теориям и объяснениям. И это не просто игра слов.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
Эта книга — сжатая история западного мировоззрения от древних греков до постмодернистов. Эволюция западной мысли обладает динамикой, объемностью и красотой, присущими разве только эпической драме: античная Греция, Эллинистический период и императорский Рим, иудаизм и взлет христианства, католическая церковь и Средневековье, Возрождение, Реформация, Научная революция, Просвещение, романтизм и так далее — вплоть до нашего времени. Каждый век должен заново запоминать свою историю. Каждое поколение должно вновь изучать и продумывать те идеи, которые сформировало его миропонимание. Для учащихся старших классов лицеев, гимназий, студентов гуманитарных факультетов, а также для читателей, интересующихся интеллектуальной и духовной историей цивилизации.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.