Дали глазами Аманды - [76]

— Я одолжу тебе мой «Роллс», — настаивал он. — У меня их два. Я им никогда не пользуюсь. Ты сможешь его водить! Я тебя прошу, соглашайся… Только на время… Ведь это логично…

Итак, в начале нового года я оказалась в квартире в самом центре Лондона, обставленной крикливо и безвкусно, в соседней комнате жил амбициозный молодой человек, убежденный в том, что он все равно меня завоюет. Мои друзья не ожидали меня увидать за рулем голубого «Роллса». Моя жизнь улучшалась день ото дня, Рикки исполнял все мои просьбы. Он устроил для меня личную телефонную линию, покупал шали, чтобы я украсила свою спальню. Квартира была обставлена заново. Рикки нанял повара-мажордома, который баловал нас своими шедеврами. Мой друг обожал Энди Уорхола, был счастливым обладателем нескольких его полотен и его кубов Brillo pads, которые мне казались ужасными. Я пригласила к нам своих подруг. Они нашли Рикки мало симпатичным.

Он представил мне своих друзей, все они принадлежали к финансовым кругам. Они говорили только об Уолл-стрит, бирже, «Доу-Джонсе». Я не понимала, как может молодой человек вести такую скучную жизнь. Он все время работал, возвращался выпить чашечку чая и в конце дня давал деловые обеды. Он одел меня с головы до ног, чтобы я соответствовала его гостям, купил мне меховое манто и множество сумочек. Целое состояние было истрачено у Сен-Лорана и Шанель. Я была одета, как буржуазка, и с пресыщенным видом сидела за рулем голубого «Роллса». Я перестала себя узнавать. Я сказала Рикки, что за рулем «Роллса» похожа на путану высокого полета. Он тут же предложил мне небольшую машину с черными стеклами.

Дали позвонил из Нью-Йорка и сказал, что я влюблена.

— Да, да, именно так. Мало-помалу он вас соблазнит. Это завоеватель, а вы не умеете ему сопротивляться.

Он был недалек от истины. С другой стороны, я находилась в финансовом кризисе, что он отказывался понимать, и к тому же Рикки меня умилял. Он рассказал мне о смерти своей матери и о том, каково ему было, когда он по целым дням не видел никого, кроме старой гувернантки и сестры Путци, которая жила между Сент-Морицем и Сен-Тропезом. По моему мнению, он больше нуждался в мамаше, чем в подружке.

Именно поэтому он одевал меня, как даму, и не любил мои футболки и голубые джинсы. По воскресеньям я сопровождала его на автогонки, наблюдала закулисную жизнь Сильверстоуна, Брендс Хатч, Монако, и вращалась среди автогонщиков. Я трепетала от страха, когда Рикки садился в свою машину, одетый в огнестойкий комбинезон и с шлемом на голове, который я сама выкрасила в черный цвет. Пока он ехал с максимальной скоростью, я томилась в компании его техников. Я не могла понять этого патологического желания разбиться. Сам Рикки не снисходил до того, чтобы точно описать мне свои гоночные ощущения.

Вскоре наша жизнь устроилась. Друзья Рикки время от времени приходили его навестить. Его сестра Путци, захотевшая изменить форму носа с помощью пластической операции, приехала посоветоваться с братом. Они были очень дружны. Когда он уехал по делам, я осталась одна. Я была повергнута в ужас метрдотелем, которого подозревала в занятиях черной магией, и перебралась в Челси. Мои друзья смеялись над Рикки, над его немецким акцентом и невероятной дисциплинированностью, над отсутствием у него фантазии. В самом деле, я понимала, что мы слишком разные для того, чтобы надолго остаться вместе.

Однажды вечером в Трампсе мы встретили наших друзей, ужинавших с Марисой Беренсон. Она видела меня в роскошных туалетах и спросила, кто мой дружок. Она хотела знать, соответствовала ли действительности легенда о его богатстве, и видела ли я его виллу в Сен-Тропезе. Она только что разошлась с одним из сыновей Ротшильда и пока не имела покровителя. После того, как мы с Рикки расстались, она сумела ему понравиться и несколько месяцев пожинала плоды его щедрости.

В апреле Дали уехал из Нью-Йорка в Париж. Я встретилась с ним там. Он похвалил мою элегантность, но заметил, что я несчастлива. Чтобы отвлечь его внимание, я попросила рассказать мне о Нью-Йорке:

— Это полный упадок, — поделился он. — Представляете, они в целях экономии перестали подавать на завтрак вишни в грейпфрутовом соку!

Король-солнце, как всегда, в хорошем настроении, расспросила меня о Рикки. Она никак не могла понять, почему я не влюблена в него, ведь он так щедр со мной. Симон Вейнтроп, деловой человек, с которым Дали подписал несколько контрактов, представил нам певца Майка Брэнта. Он был тогда всеобщим кумиром, и его появление в «Максиме» вызвало ажиотаж. Однако он вел себя очень просто и много рассказывал мне об Израиле.

Несколько дней спустя Вейнтроп подарил Дали беговую лошадь. В воскресенье, когда мы планировали выставить ее на бега, Дали решил, что для этого нужно отправиться в Лонгшамп. Ни он, ни я никогда там не были, но Людовик XIV оказалась знатоком в этой области. Мы должны были выглядеть очень элегантно. Дали заказал себе серожемчужный фрак с цилиндром и отправил меня к мадам Полетт, на авеню Франклин-Рузвельт. Она сшила для меня белый капор с вуалью, украшенный искусственными цветами. Моя шляпка была смешной, но запоминающейся. Я щеголяла шелковой блузой от Сен-Лорана и высокими каблуками. Но увы, несмотря на все это великолепие, я чувствовала себя неловко и не на своем месте. Дали в качестве напутствия похлопал лошадь по холке, поздоровался с Марией Феликс, неотразимой в своей чернобурке, и мы заняли места на трибуне ипподрома, рядом с Жаном Габеном. Он выглядел очень солидно в своей твидовой шляпе. Габен дружески болтал с нами обо всем, кроме лошадей.