Далекое и близкое, старое и новое - [44]

Несколько раз содержатель почтовых лошадей, черкес-тавлин, возил нас на ильменя и в назначенный день приезжал за нами. Один раз, когда в очень жаркий день мы возвращались с охоты, Михаил Михайлович снял фуражку. Когда въехали в лощину, стало очень прохладно. Я говорю: «Надень фуражку, простудишься». – «Нет, не простужусь». Тогда оборачивается тавлин и почти кричит: «Ей-бог надень шапку, ей-бог надень шапку». Мы много смеялись.

Тавлин рассказал нам, что недавно привез себе вторую молодую жену, так как первая уже устарела. «А как же первая согласилась на «вторую жену»?» – «Я ее не спрашивал и вторую обманул, сказавши, что у меня совсем нет жены». – «Да ведь это нехорошо». – «Ну а что же делать? Она не пошла бы ко мне, если б знала, что у меня уже есть жена». – «А как же они живут?» – «Не дай бог – все время ссорятся, дерутся».

У ильменей мы спали в палатке. Утром, до света, уходили в разные места. К 12 часам дня приходили к палатке и втроем, садясь вокруг котелка, обедали. У каждого была ложка, а вилка одна на троих, чтобы доставать из котелка куски птицы. Пили чай и на час ложились спать. В это время Иванков чистил ружье. Опять расходились в разные места и охотились до позднего вечера, пока видно было стрелять. Чтобы не заблудиться в камышах, Иванков разводил большой костер. Возвратившись, ужинали и ложились спать.

В Брянском селе купались и снаряжали патроны. Михаил Михайлович снимал шкурки с некоторых птиц для своей коллекции. Внучка хозяйки приносила нам стерлядь, иногда больше себя ростом.

В селе Брянском явился к нам чиновник, начальник участка, и рассказал, что его срочно вытребовали мужики, приняв меня за Зелимхана. Я видел в окно, что мужики, собравшись группой, выглядывали из-за угла дома, видимо волнуясь за судьбу своего начальника. Мы же от него узнали, где можно поохотиться на фазанов и на диких свиней. Когда этот начальник успокоил мужиков относительно нас, то по селу нельзя было пройти, а мы ходили только на почту, все старались затащить нас к себе и угостить. Мы с трудом отбивались от этих приглашений.

Наконец наша охота окончилась. За это время мы вдвоем убили 500 штук разной дичи. Иванков засолил дичь в два бочонка, и мы отправили их в Петербург малой скоростью.

К югу от Брянской косы пароходы не ходят, и мы предполагали доехать до Астрахани, потом на другом пароходе морем до Петровска и по железной дороге, через Владикавказ, на Дон. От Брянской ехали на товарном пароходе. Капитан уступил нам единственную каюту. По краям две кровати, посередине, на полу, Иванков. Поднялась буря, страшный шторм, волны перекатывались через пароход. Меня укачало. Лежим. Я говорю Иванкову: «Посмотри, что там делается?» Иванков, держась за стенку, поднялся наверх. Через пять минут пришел, упал на свою постель, отдышался и говорит: «Беда, волны гуляют по пароходу и все сметают, все мокрые». «Шторм столько-то баллов (не помню сколько), нас на канате держит баржа, которую мы везем. Если канат лопнет, мы через минуту будем на дне». Успокоив нас таким образом, капитан ушел. Слава богу, канат не лопнул, но охота плыть в Петровск у меня пропала. Сели в Астрахани на большой волжский пароход и доплыли до Царицына. Там переночевали и по железной дороге приехали в имение М.М. Алфераки недалеко от Таганрога. От него я на пару дней поехал в село, где замужем за священником жила моя сестра. У сестры только что родился ребенок. Через день были крестины, и я стал крестным отцом.

От М.М. Алфераки я поехал в Ярославль, где у своих родителей все это время жила моя жена.

5 ноября мы приехали в Петербург.

6 декабря 1912 года я награжден орденом Святого Станислава 2-й степени.

25 апреля 1913 года я назначен командующим сотней Его Величества, а 24 июля Высочайшим приказом я утвержден командиром сотни Его Величества.

С 30 сентября по 8 октября я временно командовал полком и одновременно замещал заведующего хозяйством.

Лето 1913 года мы всей семьей провели на берегу Азовского моря в станице Новониколаевской Таганрогского округа. Мы сняли дом с фруктовым садом на высоком обрывистом берегу Азовского моря.

С 29 июня я каждый день бывал на охоте, а до 29-го ездил на север Донской области, где недалеко от станции Тарасовка надо было продолжить контракт с арендаторами. Главный арендатор, здоровый, крепкий старик 60 лет с белой бородой до пояса, его 40-летний сын с такой же длинной черной бородой и 20-летний внук тоже с длинной бородой. Обойдя участок, вошли в их хату, чтобы подписать контракт. Я торопился, чтобы не опоздать на поезд, а этот 40-летний вышел из хаты. Я говорю: «Ну зачем же он вышел – я тороплюсь». – «А малой, должно, покурить пошел». – «Ну курил бы здесь». – «Как? При мне? Он этого не смеет». Вот патриархальность. Ведь «малому» 40 лет.

В станице Новониколаевской я познакомился с есаулом Николаем Иовичем Гриневым, страстным охотником. И станица Новониколаевская выбрана была местом для отпуска после того, как прочитал в охотничьем журнале его статьи об охоте в их станице. С ним мы все время охотились. Приезжал к нам из Темрюка кубанец Назаров, член Государственной думы, очень симпатичный, тоже страстный охотник и прекрасный стрелок, как и Гринев. Иногда они охотились на перепелов, а я больше любил сидеть у воды и стрелять пролетающих мимо меня уток и куликов. Как-то я сидел, ожидая перелета птиц, и задумался: «Как хорошо здесь. Великолепный воздух, солнышко, зелень, поют птички, тепло, уютно... Через десять дней я буду в Петербурге. Как там все не похоже на здешнее. Не так живут люди, как следовало бы. Все исковеркали, все испортили. Интриги, обман, сплетни, все показное, натянутое, неискреннее...»