Далекие острова - [5]

Муки что-то напряженно писал. Иногда он так увлекался, что вытягивал губы дудочкой, в другой раз начинал что-то шептать, потом прерывался и с задумчивым видом смотрел в окно. Часы в углу сухо щелкали. Меня никто не вызывал.

Я встал и прошелся по приемной, чтобы размять затекшие ноги. Часы пробили девять.

Муки встрепенулся: — Может быть чаю?

Он всем своим видом показывал, как ему неловко, что такой блестящий офицер вынужден ждать в приемной.

— Нет. Спасибо. Ничего.

Я подошел к окну и стал смотреть на площадь.

Я познакомился с адмиралом Кролом четыре года назад, когда нас, шестерых выпускников срочных офицерских курсов, отправили на фронт. На старом складе, где временно разместили штаб, горели бледные переносные фонари и сновали порученцы. Мы стояли у стены и смотрели, как высокий худой адмирал что-то объяснял, склонившимся над картой офицерам. Они говорили тихо, и расслышать что-нибудь было совершенно невозможно.

— Может быть на наших глазах вершится история, — сказал Гум. Он был школьным учителем, ему тоже было тридцать и его призвали на три дня раньше меня. Нескладный и лопоухий, с хроническим плоскостопием, он был посмешищем на курсе и не вылезал из нарядов, но его патриотического духа хватило бы на целый взвод. — Вот сейчас они придумают нечто такое, что опрокинет вардов в океан и война закончится.

— Ты говоришь, как проклятые проповедники у нас в казарме. Противно слушать. — прошипел Даб, маленький и кругленький, словно колобок, он вырос в долинах Кола, любил лошадей и хорошо играл на гитаре, скрашивая наши тоскливые вечера в казарме. Служить он не хотел, и дома, долго прятался от коменданта, пока однажды не напился в кабачке и не проснулся уже на призывном пункте.

— Лучше бы они придумали, как нам остаться в живых.

— Прекратите, — громко воскликнул Гум: — Вы не патриот!

Есть такие люди, которые всегда говорят громко, чтобы их заметили. Гум очень хотел стать героем. Он не пил, не курил и никогда не был женат.

Адмирал оглянулся. Ему было плохо нас видно, стена, у которой мы стояли, почти не освещалась.

— Эй, тихо там! — прикрикнул он: — мешаете!

— Заткнитесь, патриоты хреновы — прошипел Гор, самый старший из нас. Ему было сорок лет и он решил, что в первом же бою, прострелит себе ногу, чтобы демобилизоваться.

— А то сейчас отправят нас на передний край. Глотнем водички по самую макушку.

Мы устали и ужасно трусили. Вырванные из привычной жизни, сугубо штатские люди, мы попали на трехмесячные офицерские курсы благодаря тому, что закончили гимназию. Была объявлена повальная мобилизация. Выпускников военно-морской академии не хватало. Дети из богатых и знатных дворянских родов не торопились на передний край. Они старались остаться в столице или в хорошо защищенных крепостях внутренней линии обороны. Нас они презирали и считали людьми второго сорта. В десантные операции старались бросать выпускников офицерских курсов и набранных на службу крестьян. Рядовые должны были уметь стрелять, колоть штыком и пользоваться абордажным кордом. Офицеров учили фехтовать, стрелять из всех видов оружия, гонять солдат в атаку, бегать по полосе препятствий и кидать ручные бомбы. Нас тренировали злобные офицеры инвалиды на маленьком острове, продуваемом всеми ветрами. Потом нам выдали старую форму без знаков различий, сухой паек на неделю и отправили на войну. Неделя на перегруженном десантном корабле, всего две остановки в походе, условий никаких, спали по очереди прямо на полу, в нужник записывались с утра, чтобы попасть к вечеру. Огромная военная машина требовала все больше солдат и офицеров. С отдаленных островов на старых, кое-как отремонтированных кораблях, нас везли, словно сардин в банке. Говорят, некоторые умирали по дороге. Мы были грязные, голодные и не хотели воевать. Все кроме Гума. Он хотел получить орден. Я хотел вернуться к жене и детям.

Меня не интересовала война, никогда не тянуло к оружию, и когда за мной пришел комендант, я чуть не упал в обморок.

— Вам плохо? — спросил он, когда увидел, что я не могу расписаться в повестке.

— Да, — ответил я: — что-то не хорошо.

— Присядьте, — сказал комендант: — Вам еще крупно повезло. У Вас есть образование. Вы будете офицером.

Я опустился на стул в прихожей и наконец смог поставить подпись.

Совещание закончилось, и штабные офицеры разошлись. Адмирал, в сопровождении двух адъютантов, подошел к нам. Наступление остановилось, снабжение запаздывало, острова требовали людей и боеприпасов, транспортных судов катастрофически не хватало. Адмирал не спал вторые сутки и был не в духе.

— Кто такие? — спросил он жестко.

Он был высокий, худой, сутулый, с длинным носом и походил на цаплю.

— Пополнение, господин адмирал, моринер-лейтенанты — сопровождающий нас лейтенант вытянулся по струнке: — Прибыли из лагеря Заух для прохождения службы.

— Кто такие? — второй раз спросил адмирал.

Сопровождающий вытянулся еще больше и молча вращал глазами, не понимая вопроса.

— Какой род войск? — подсказал адъютант.

Сопровождающий шумно выдохнул: — десант, господин адмирал.

Адмирал не мигая смотрел на нас.

— Что, моложе не нашлось? — не к кому конкретно не обращаясь, спросил он: — одеты, черт знает во что. Распределить по моринам, переодеть, выдать оружие и накормить, — он еще раз окинул нас взглядом, вздохнул, повернулся и уже на ходу бросил: — перебьют всех к морскому дьяволу.