Далека в человечестве - [7]

Мы — гордость, с бедностью совместна.

Державин

Когда я был молод, меня нищета привлекала.

Казалось, для мысли она и для гордости место даёт.

Италия с ней уживалась: большое лекало

В оправе тирренских и адриатических вод.

Предчувствие славы служило ей выгодным фоном —

И Муза беспечно авансы ее приняла.

Мне виделся храм с ионическим нежным фронтоном,

Тропинка над кручей — и вечность игрушкой была.

Тебя, приобщения пафос, я помню... Какие

Картины являлись на твой вдохновенный призыв!

Как сладостно вымолвить было: Чивитта-Векки'я,

Пропеть, ударенье сместив, перевод позабыв.

Миланский мальпост (виновата французская проза)

Таинственным образом мысли моей угождал,

И рядом с чеканкой имён — Ватикан, Бельджойозо —

Подделкой и пошлостью выглядел звонкий металл.

Был беден Стендаль, и хотелось свободным, влюблённым

Остаться (влюблённым — слегка, а свободным — вполне)...

Но Герцен уже прокатил со своим миллионом

По Корсо — и дальше, в Неаполь, и кланялся мне.

Когда я был молод, я бедность любил понаслышке,

Не знал про особенный, русский ее вариант, —

Но бог справедлив, и судьба улыбнулась мальчишке,

Патент неудачника выправив мне, как талант.

4.04.80

ЛИСТОПАД

В саду ли, где мрамор щербатый грустит,

Где Полдень с лицом Каракаллы стоит,

Сжимая короткие стрелы, —

Надежду счастливую вновь обрету?

Три нежных сивиллы со мною в саду,

А в будущем — те же пробелы.

Иду, и гербовые листья летят —

Кленовые, будто напомнить хотят

О заокеанском соседе:

Я вижу судьбы его гибельный срез,

Прощальный визит, атлантический рейс,

И сердце в привычные сети

Летит — не ему ли шепчу: прекрати...

Но шепот другой различаю в груди:

— Прощай же! до нового рейса,

До близкой, до нашей далёкой весны...

Готовят нам ящики — мы спасены... —

Мой лист атлантический, взвейся!

21.10.74 — 1980

СТАНСЫ

В ущелье города глядит твоё окно:

В долину крыш и стен, в лощину труб и окон.

Светает, всюду снег. И ты, сказать смешно,

Мечтою ни о чём, как в юности, растроган:

Ее нельзя назвать, нельзя определить...

И сладкий этот миг нельзя, нельзя продлить.

Над этой пустошью рассвет невыразим.

Окошко там, внизу, оранжевым сияет

Пятном — в который раз? Подумай, сколько зим,

Что утро, тот же стих тобой овладевает,

И веет на тебя младенческий покой

Свободой от забот и суеты людской...

В ущельи крыш и стен, где комната твоя,

Разбойничья нора, отшельничья пещера, —

Вороньи пастбища, угодья воробья

Здесь Гесиода ждут, а утро ждёт Гомера.

Усталость не прошла: вчера ты поздно лёг,

Но некий горний дух в свой бег тебя вовлёк.

Прощай, теченье дней! Прощай, трёхмерный мир!

Прощайте, прелести пустынного пейзажа!

Случайной жизни дар, больничный сувенир, —

В рентгеновских лучах распалась правда ваша.

Пожизненная мгла очей твоих бежит,

И вечность, как брелок, тебе принадлежит.

1980

ЮРИЙ КОЛКЕР, 1985, ИЕРУСАЛИМ