Да пошли вы все!.. - [15]

По пути завернули в супермаркет среднего пошиба. Входя, Иван Ильич приказал:

- Подожди здесь.

И понятливый пёс с готовностью устроился у самых дверей. Кормилец не стал долго копаться и, выбрав пару пачек пельменей и упаковку неестественно красного и подозрительно свежего мясного полуфабриката, прихватив ещё батон и пачку молока, заторопился на выход. Сквозь стеклянные двери он видел, как сидевший малыш тянулся и взглядом, и всем маленьким телом к каждому выходящему, боясь пропустить хозяина, и сколько же было радости в больших выразительных глазах, когда тот, наконец, вышел и, не сдержавшись, улыбнулся и похвалил:

- Хорошо, молодец, - и лучших слов маленькому другу не надо.

До самого дома четвероногий проводник вёл безошибочно, не отвлекаясь и удивляя гомо-сапиенса с кандидатской степенью невероятной памятью и способностью ориентироваться в однотипных каменных джунглях. «И как это ему, с одной извилиной в крошечном мозгу, удаётся?» - восхищался человек с самым массивным мозгом. А примитивный мозг не ошибся ни домом, ни подъездом, ни этажом, хотя был здесь всего лишь дважды. «Мне-то и с трёх раз не запомнить»,- усомнился в своих способностях к ориентированию Иван Ильич. – «Может быть, людям стоит перенять собачий опыт и оставлять в таких кварталах аналогичные пахучие метки?»

Дома каждый занялся своим делом: хозяин, естественно, варил, а пёс лежал настороже на пороге кухни, привольно уложив тяжёлую ушастую голову на лапы, и неотрывно внимательно наблюдал за хозяином, изучая и наматывая на извилину характерные движения, детали фигуры и запах его. Ему не мешали всё густеющие запахи варившихся пельменей и жарившегося мяса, он умел, в отличие от людей, во всём отделять семена от плевел. Когда плевела сварились, Иван Ильич выложил приличную часть пельменей на неглубокую тарелку, смазал маслом, разрезал каждый пополам, добавил к ним мяса, поджаренного с луком и, слегка остудив тарелку в холодной воде, подал на пол.

- Прошу, сэр!

Аристократ поднял голову, но не сдвинулся с места, не понимая. Тогда метрдотель, исправившись, пригласил по-другому:

- Возьми!

Иждивенец отреагировал мгновенно: бодро встал, подтянулся к фирменному блюду, обнюхал содержимое и начал есть по-детски – с самого вкусного: с пельменей. А Иван Ильич радовался, как и любая стряпуха, что угодил, что пельмени ускользают в маленькую глотку один за другим, и ещё осталось место для мяса. Обжора аккуратно вылизал посуду, а потом и себя, где смог достать язычком, вернулся на сторожевое место и со скепсисом наблюдал, как хозяин понапрасну тратит время на прожёвывание. На десерт было молоко. Оно тоже понравилось обоим, и хотя молокосос тщательно вылизал тарелку, хозяин зачем-то принялся её мыть вместе со своими грязными, не вылизанными. Завершив все процедуры, связанные со святым наполнением утроб, оба перешли в комнату, где Иван Ильич в изнеможении рухнул на диван, а пёс не полез в кресло, а сел рядом, требовательно глядя на лежебоку.

- Ты чего? – вяло спросил тот, не в силах пошевелиться. – Чего тебе ещё? – отвернулся лицом к спинке дивана. – Отстань!

Негодник коротко заскулил и, опершись передними лапами на диван, часто и жарко задышал немощному в затылок.

- Ну, что, что? – почти простонал тот и, немного поразмыслив, попытался догадаться: - Пить, что ли, хочешь?

 Пришлось с усилием вставать, а настырному только того и надо было. Он подбежал к входной двери и там замер, уткнувшись носом в дверную щель.

 – Вон что! – догадался, наконец, человек, напрягши массу всех своих извилин. – Выйти, значит, хочешь? Так бы и сказал!

 Немой завилял хвостом, показывая, что так и сказал. Иван Ильич с удовольствием открыл дверь и предложил, слегка поклонившись:

 - Прошу! Давай топай!

Пёс вышел, сбежал на междуэтажную лестничную площадку, повернул голову и замер, вопросительно глядя на хозяина. На это раз тот понял немой вопрос.

- Ну, нет, брат! Я не пойду. И не надейся, - и закрыл дверь.

Через минуту, когда открыл снова, пса не было. «И слава богу!» - подумал Иван Ильич, опять укладываясь на диван. Но теперь, когда назойливого раздражителя не стало, как-то не лежалось спокойно. «Вот, паршивец!» - злился он на пса. – «Наелся и смылся!» Даже обидно стало. «Небось, помчался на старое жильё – там будет ночевать, там – привычнее, там – удобнее», - распалял он себя и ворочался с боку на бок. Не выдержав, встал и открыл дверь, проверяя, не вернулся ли неблагодарный друг. «Корми его после этого, в престижный клуб записывай!» - мысленно брюзжал окончательно расстроенный Иван Ильич. – «Лучше бы совсем не возвращался! Обойдёмся!» Полежал, полежал с плотно закрытыми глазами и снова потащился к двери. Пса не было. «Прекрасно!» - уговаривал он себя. – «Никакой мороки! И чёрт с ним! Пусть мёрзнет там, на площадке, если ему здесь, в кресле, не нравится». Ещё дважды проверял за дверью, а потом вроде бы успокоился, сел в свободное любимое кресло, включил телевизор и стал бессмысленно смотреть на экран, где показывали какой-то женский сериал, не воспринимая ни содержания, ни актёров. «Да что я, в самом деле!» - выругал он себя. – «Расклеился как неврастеник! Было бы из-за чего, а то из-за какой-то плюгавой дворняжки. Нет – и слава богу!» - вздохнул намеренно глубоко, но без облегчения, выключил «петросянщину» и от нечего делать пошёл на кухню зажаривать остатки пельменей с мясом. За окном заметно потемнело, засветились людские соты. «Уж не заблудился ли? Не дай бог, нарвался на стаю бродячих псов! Сейчас их, благодаря добросердечию любителей животных, развелась уйма с прорвой – найдёныша на зуб каждому не хватит. Запросто разорвут живой рулет с пельменями!» Со сжавшимся сердцем опять пошёл проверять за дверью и не успел полностью распахнуть её, как чёрный дьяволёнок чёрной молнией метнулся прямо в комнату и прямо на кресло.