Да не судимы будете. Дневники и воспоминания члена политбюро ЦК КПСС - [38]

Встречаю много знакомых, они приходят с просьбами, жалобами, предложениями. Бывшая сокурсница по рабфаку Леля Куркина пришла и рассказала о всех ее мучениях при оккупации, о голоде и страхе. Очень остался я огорчен, что знакомая девушка Лида, которую я устраивал термистом на завод № 75, уехала с немцами – вот этого я никогда не мог ожидать. Ее мать и сестра Нина плачут и проклинают ее. Где она, неизвестно.

Вечерами и ночью в обкоме партии собираемся и слушаем радиопередачи по радиоприемнику «телефункен», принадлежащему А. А. Епишеву, отличная машина. Вести же с фронтов разные, как говорят, «с переменным успехом», а на харьковском направлении обстановка довольно сложная и опасная. Наши танковые части и механизированная пехота, преследуя отступающего противника, очевидно, сильно увлеклись. В районе Барвенкова глубоко вклинились в расположение немецких войск, на сотни километров оторвались от своих тылов и баз снабжения.

Конец февраля 1943 года. На дворе большая распутица, подвоз боеприпасов, горюче-смазочных материалов, питания очень затруднено, автомашин явно не хватает, да и проходимость их по распутице весьма ограничена, гужевым транспортом ни на санях, ни на колесах далеко не уедешь.

Из немецких передач мы узнаем, что большая группа наших войск под Барвенковом попала в окружение, пехота пытается выйти из окружения, но несет большие потери. Танки без горючего зарыты в землю, отстреливаются (это пока есть боеприпасы, а затем гибель). Во второй передаче немцы передают, что «окруженная группировка советских войск в районе Барвенкова ликвидируется, много убитых, раненых, пленных, большие трофеи военной техники». Мы все тяжело переживаем нашу неудачную операцию. Вышедшие с боями из окружения рассказывают о кошмаре и огромных наших потерях, безнадежности нашей окруженной группировки войск. Находятся «умники», особенно смершевцы[28], которые пытаются обвинить вышедших из окружения чуть ли не в трусости и пораженчестве. Усилились бомбардировки города, у населения настроение унылое, на предприятиях рабочие спрашивают нас: «Скажите откровенно, вы что, снова оставите Харьков?» А что мы можем им на это ответить?

Первые числа марта, уже весна, казалось бы, должно быть и настроение весеннее, но нет, на душе и сердце горесть нашей неудачи под Харьковом. По всему видно, что город придется снова оставлять.

Вскоре меня к себе пригласил секретарь обкома А. А. Епишев и дал задание этой же ночью, а это было накануне 8 марта, вывезти из Харькова в Купянск большую группу академиков, ученых, профессоров и их семьи, которые оставались при немцах в Харькове. Получил списки, адреса, поздно вечером приступил к операции, в этом мне помогали три человека из партизан, в том числе Вася, о котором я уже упоминал. К полуночи собрали всех на сборном пункте – всего с семьями их оказалось 60 человек, погрузили на две оборудованные машины, в каждой машине сопровождающий с автоматом. В два часа ночи начался наш выезд из города, два раза мы попадали под бомбежку, была большая паника среди эвакуированных, пришлось успокаивать и следить за тем, чтобы никто не отстал. Сошло все благополучно, хотя вокруг падали бомбы и были разрушения. Без потерь всех благополучно доставили в Купянск, на следующий день двумя теплушками отправили в глубокий тыл. Многие из эвакуированных благодарили за то, что их своевременно, хорошо и организованно вывезли из Харькова.

По распоряжению А. А. Епишева я направляюсь в Москву по спецзаданию. У секретаря Харьковского горкома КП(б)У В. М. Чураева я попросился из Москвы съездить в Челябинск к семье, ибо поступили данные, что там далеко не все в порядке. Разрешение получил, выписали проездные документы.

Мой маршрут проходил по Воронежской области, ехали мы больше по проселочным дорогам. В поле мы напоролись на противотанковые мины; взорвавшись, две из них отбросили нашу машину на два-три метра с проезжей части, и она получила повреждение. В этом же районе видели следы разгрома, уничтожения нашими частями вражеского воинского соединения. Ничего не было убрано, все валяется: разбитая техника, автоматы, орудия, стрелковое оружие, трупы солдат и лошадей, все это на огромной площади между двух рощ. По признакам, разгромлено не меньше полка, чувствуется, что подразделение было окружено и уничтожено. Трупный смрад ужасный.

Добрался я до Москвы на четвертые сутки. Выяснил все вопросы, которые мне были поручены Епишевым. Епишев через некоторое время ушел в армию на политработу, многим тоже посчастливилось попасть в армию. Я снова прошусь в армию или в партизаны, не пускают, ссылаясь на специальную бронь.

Несколько раз заходил в ЦК ВКП(б) в свой отдел – принимают хорошо, предлагают возвратиться работать в отдел по РС, почему-то нет никакого желания. Чтобы дозвониться в Челябинск, с разрешения руководства остался на ночь в отделе.

Дозвонился в Челябинск, вести далеко не утешительные. Выехал в Челябинск, все на месте выяснил и снова поехал в Москву решать свою судьбу.

В Москве мне долго пришлось ждать решения моего вопроса. Приходилось буквально голодать, денег нет, да и покушать негде, все по карточкам, по талонам. Жил я и ночевал где и как придется. Снова прошусь в армию или партизаны, но этого вопроса никто не решает. Я за помощью обратился к управляющему делами ЦК ВКП(б) Д. Крупину – он решил все мои затруднения, определил с жильем, выдал продовольственные карточки и талоны на питание, прикрепил к столовой. С Ириной у нас происходят регулярная переписка и периодические разговоры по телефону, я и она оба нервничаем, как же быть дальше, ведь жить, по существу, не на что, но подбадриваем друг друга в надежде на лучшее.