Да, был - [23]
«Времена меняются, — самоуверенно разглядывая себя в зеркале, думал Зепп. — Старый Фриц может гордиться сыном, который в тридцать пять лет станет обер-группенфюрером. Не может быть, чтоб, получив кобуру с пятью золотыми звездами, Адольф не сделал красивого жеста… Воображаю, как обрадуется старик, когда я вручу ему подарок Гиммлера… Подписывая приказ, «страшный Генрих» так и сказал:
— Это в дар вашему папаше, Зепп.
РАЗМЫШЛЕНИЯ КИРМФЕЛЬДА
Комендант шталага Б-IV сидел в кабинете и, тупо уставившись на трубку одного из телефонных аппаратов, грыз ногти.
Он был встревожен телефонным разговором. Доброжелатель сообщил: «К тебе выехал «пожиратель евреев». Едет с особым заданием».
«С особым заданием? Что бы это значило? — напряженно думал Кирмфельд. — Группенфюрер СС Зепп Блашке по пустякам не поедет».
На прошлой неделе, вот так же неожиданно, Блашке приехал к фон Бергену. Походил по лагерю, среди пленных обнаружил двух евреев, ничего не сказал и уехал. А вчера бедняга фон Берген со всем штатом отправился на Восточный фронт. Месяц тому назад Блашке изволил побывать в шталаге в Эссене. Приказал выстроить военнопленных и задал провокационный вопрос: «Имеются ли претензии в связи с тем, что в отношении вас не применяются некоторые положения Гаагской конвенции? Кто хочет сказать — три шага вперед».
Из рядов вышли человек семьдесят. Блашке умчался на своем «Ганомаке». А затем последовал приказ: «Капитан Варнике не справляется с обязанностями. Пленные до сих пор не усвоили того, что на русскую сволочь никакие международные договоры о военнопленных не распространяются». Руководство шталага полетело к чертям. Его угнали на Восточный фронт. А ведь сегодня фронт не такой, каким был два года назад. И вот уже десять дней, как фрау Варнике ходит в глубоком трауре.
Кирмфельд, опустив веки, пальцами тихо барабанил по столу и перебирал в уме все, за что можно попасть в немилость к страшному «пожирателю евреев». В шталаге ни одного еврея. За это Кирмфельд готов поручиться головой. Насчет коммунистов сказать трудно. Если при вступлении в партию каждому большевику ставили бы какое-нибудь клеймо, тогда — другое дело, а сейчас, сколько ни бейся, — коммунистов нет. Приказы, инструкции и директивные циркулярные письма об обращении с русскими военнопленными, — а их полный сейф, — выполняются. Зондеркоманда не сидит сложа руки, а он, Курт Кирмфельд, никогда не забывает: «Переступивший порог шталага — обречен».
Внезапно мелькнула мысль: «Неужели оговор?»
Кирмфельд открыл глаза, чертыхнулся, рывком нажал кнопку звонка и, не глядя на поспешно вошедшего подчиненного, сказал:
— Передайте распоряжение: работы прекратить немедленно. Пленных возвратить на территорию. Колонны встречать музыкой. На марше петь песни. — Кирмфельд погрозил пальцем: — К нам выехал господин группенфюрер Блашке!
Щелкнув каблуками, дежурный вышел. Кирмфельд, откинувшись на спинку кресла, впился глазами в карту, по которой с севера на юг змеей извивалась жирная линия — линия Восточного фронта, катастрофически отползающая на запад…
Вчера, в это самое время, приехали трое в форме Ваффен СС, отрекомендовались представителями командования «Грузинского легиона» и предъявили приказ за подписью рейхсфюрера СС: «Всех советских военнопленных грузинской национальности немедленно передать в распоряжение легиона».
В шталаге оказалось двадцать семь грузин. «Представители» решили провести индивидуальную обработку каждого из них. Первым оказался великан, глядя на которого, Кирмфельд подумал: «Ну и рост… ну и силища!»
«Легионеры» с пленным разговаривали на языке, непонятном Кирмфельду. Начав мягко и вкрадчиво, один из «представителей» все больше горячился, наконец, поднял голос до крика и, размахнувшись, ударил великана по лицу. Тот ухватил обидчика за борт мундира да так рванул его, что по кабинету разлетелись пуговицы. «Легионер» выхватил пистолет. И вот тут-то Кирмфельд, кажется, допустил ошибку, просчитался. А виновата инструкция: «Никто, кроме чистокровного арийца, не имеет права уничтожать принадлежащего к низшей расе…» Сильным ударом Кирмфельд выбил пистолет из рук «легионера». Грозным «хальт!» водворил порядок и тут же принял решение: у военнопленного горячая кровь и возбужденные нервы, а в таких случаях полезна «водная процедура».
Непокорного великана увели. Представители «легиона» протестовали, требовали казни оскорбившего их, грозили пожаловаться Гиммлеру, отказались от беседы с остальными военнопленными грузинами, забрали их и уехали.
Возможно, неожиданный приезд Блашке — результат жалобы? По сравнению с «водной процедурой» немедленный расстрел — благодеяние, но Блашке может усмотреть в этом мягкотелость и непочтение к рейхсфюреру. Стоило ли из-за какого-то грузина рисковать карьерой и благополучием?
На территории шталага заиграл оркестр.
Кирмфельд подошел к окну. Метрах в пятнадцати от главного входа в шталаг, на восьмиугольном деревянном помосте, под легким тентом из полосатого тика в тужурках и штанах из того же тика, семьдесят два музыканта-военнопленных, подчиняясь палочке дирижера, играли бравурный марш.
1942 год… Фашистская авиация днем и ночью бомбит крупную железнодорожную станцию Раздельную, важный стратегический узел. За жизнь этой станции и борются герои романа Виктора Попова «Один выстрел во время войны». В тяжелейших условиях восстанавливают они пути, строят мост, чтобы дать возможность нашим воинским эшелонам идти на запад…
В книгу лауреата республиканской премии имени Рудаки народного писателя Таджикистана Фатеха Ниязи (род. в 1914 г.) вошли роман «Солдаты без оружия» и рассказы. Роман повествует о трудовых батальонах, которые были сформированы в Таджикистане и отправлены на Урал во время Великой Отечественной войны. В рассказах, написанных по горячим следам войны, — бытовые зарисовки, яркие фронтовые впечатления, памятные встречи с друзьями и земляками на трудных военных дорогах.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.
Творчество известного еврейского советского писателя Михаила Лева связано с событиями Великой Отечественной войны, борьбой с фашизмом. В романе «Длинные тени» рассказывается о героизме обреченных узников лагеря смерти Собибор, о послевоенной судьбе тех, кто остался в живых, об их усилиях по розыску нацистских палачей.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.