Да будет воля моя - [90]

И она продолжает, игнорируя замечание Дерии.

— А затем он просто исчезает. И как только он исчезает, снова появляется преследователь.

— Ты говоришь… — «…те же самые глупости, что и Солнце», хочет сказать Дерия, но затем воздерживается от комментария. — …глупости, — решившись все же, говорит она и встает.

Ее ноги так замерзли, что даже болят, а в коленях словно вытянулись все жилочки. Ей хочется уйти отсюда. Появившийся мужчина нервирует ее. Когда Киви сказала слово «преследователь», он повернулся к ней. Его глаза синие и холодные как лед.

— Все, я ухожу, — говорит она и уходит, не ожидая Киви.

Только через десять метров она оборачивается. Киви плетется позади, держа бутылку виски за горлышко, словно мертвую курицу. Мужчина остается на остановке. Он зажигает сигарету и смотрит им вслед.

— Что я, собственно, здесь делаю? — набрасывается она на Киви, когда та присоединяется к ней. — Ты не можешь выбросить куда-нибудь эту дерьмовую бутылку? Мы шляемся тут, как бродяги, люди уже начинают обращать на нас внимание.

Киви останавливается:

— Пусть себе пялятся. Они всегда так смотрят.

У нее нет с собой рюкзака, значит, бутылку спрятать некуда.

— Но я не люблю, когда на меня таращатся, — резко отвечает Дерия, забирает у нее из руки бутылку «Джека Дэниэлса» и прячет в свою сумку. Бутылка великовата, чтобы закрыть молнию, но, по крайней мере, ее так почти не видно.

Они молча идут дальше. Дерия немного впереди, даже толком не зная, куда лучше направиться. Может быть, все же к ней домой?

— Ты ошибаешься, — наконец говорит Дерия, еще не приняв решения, не рассердится ли Киви на ее слова. — Ты ошибаешься во всем.

— Всякое бывает, — отвечает Киви.

— Я имею в виду в том, что касается Якоба.

Киви улыбается короткой и безрадостной улыбкой:

— Зато ты никогда не ошибаешься, верно?

— Почему же, постоянно ошибаюсь. Но не в том, что касается его.

— Ах да? Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю, и все, — вырывается у Дерии громче, чем ей бы хотелось.

Она глубоко вздыхает и повторяет слова более спокойным тоном:

— Я просто знаю. Я не имею понятия почему, но в этом я абсолютно уверена. Более чем уверена, уверена более, чем когда-либо в своей жизни. — «Удивительно, — думает она, — честно говоря, я никогда ни в чем не бываю уверена». Все вокруг всегда было непостоянным, даже то, что казалось устойчивым. Любое, нет, почти каждое обещание раньше или позже оказывалось пшиком, и человек, который его дал, исполнять не собирался. Наверное, это у нее осталось из болезненных застывших отношений матери и дочери. Задатки чувствовать себя уверенной и растить в себе доверие у нее, наверное, развивались в нетипичное время. Тем убедительнее действует на нее уверенность, которая сейчас у нее есть:

— Якоб не представляет никакой опасности для меня.

В кармане пальто Дерии беззвучно вибрирует мобильный телефон. Она вытаскивает его из кармана.

— Вот! — восклицает она с триумфом. — Легок на помине. Он как раз звонит мне, видишь?

На лице Киви написано, что она не считает дискуссию оконченной, но тем не менее молчит, пока Дерия говорит по телефону. «И то ладно», — думает Дерия. Имя Якоба на дисплее снова придает ей мужество защищать его от любого подозрения.

— Алло, Якоб, — щебечет она в телефон, искоса смотрит на Киви и кажется самой себе немного смешной. — Прекрасно, что ты звонишь. Где ты?

— Хай, любимая, — отвечает он мягким голосом, и Дерия немного сердится, что Киви не может это слышать. — Извини, пожалуйста, кое-кто, кого я раньше знал, ненадолго приехал в Кельн, и я внезапно решил, что надо поехать, чтобы встретиться с ним. Сейчас я уже еду обратно.

— Прекрасно. Мы увидимся? Мы можем вместе поужинать и после этого вместе заняться каждый своим текстом.

— Sorry, Дерия, — говорит он, и она проглатывает разочарование. — Сегодня, к сожалению, не получится.

— Ну, ничего, — отвечает она тихо. — Я как раз гуляю с одной подругой. Мне не хотелось бы сейчас расставаться с ней. — Глупо в этом лишь то, что она только что сама спрашивала, не хочет ли он с ней встретиться. Рядом дико жестикулирует Киви. Наверное, она хочет сказать, что может уйти и не обидится, но Дерия прощается, целует едва слышно свой мобильный и отключается.

— Вот видишь, — говорит она Киви, словно телефонный звонок был последним кусочком мозаики, чтобы дополнить картину невиновности Якоба. — Он просто был в гостях у друга. Все в порядке.

— Моя мать, — говорит Киви, — в таких случаях всегда произносила цитату из фильма «Бэмби»: «Если ничего хорошего сказать не можешь, лучше промолчи».

— Твоя мать легко могла бы понять мою бабушку. Те же самые пустые оболочки слов.

— Но я — не моя мать. — Киви обхватывает себя руками, будто должна поддерживать сама себя. — Моя мать до сих пор стелется перед отцом, как собака. И поэтому я тебе еще раз говорю, даже если ты не хочешь слышать этого. Тут что-то не так, Дерия. Я это просто нюхом чую. Я — уличная крыса, и я умею чуять зло. Я вынуждена чувствовать, чтобы избежать его. Мой инстинкт каждую ночь спасает мою задницу. Этот тип, Дерия, он не просто пахнет. Он воняет.

Злоба Дерии внезапно возвращается с полной силой.