Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей - [26]

– Давай вернемся в Петроград, Осип! – умоляла Анна.

– Мой брат утверждает: коварство женщин заключается в том, что приручив мужчину, из преданных и страстных красавиц-любовниц они превращаются в злобных и недовольных кикимор, ломающих жизнь сожителям. Парадокс, но любовь – разрушительна!

Козырь вернулся из кабака лишь под утро и прошел к кровати прямо в сапогах с комками грязи. Анна не спала, сидела у стола и прокручивала в уме варианты возвращения обратно, в одном из которых она уезжала одна, оставив Осипа на произвол судьбы и местных красоток, духами которых от него разило.

– Надо написать еще одно письмо! Сейчас я пьян, сделаю это завтра, – пообещал Козырь и тут же захрапел. Анна поморщилась, глядя на комки грязи, размазанные по всей комнате.

Послание от сестрицы Ивана Феклистовича очень разозлило. Бумага, перепачканная просительной речью, была прочитана, после чего нервно скомкана и спрятана в кармане бархатистого халата неопределенного темного цвета. Лысеющий мужчина с седым пушком на висках изо всех старался быть вежливым. С трудом подавляя волну гнева, он воскликнул, брызгая слюной прямо в лицо Козырю, одетому, как крестьянин:

– Передайте Анне Феклистовне, чтобы она не утруждалась более в написании подобных посланий, потому как я знаю, что ее изощренной преступной натуре трудно дается правописание. Как сказал мудрый Конфуций: на свете нет ничего, что более портит других и само подвергается порче, чем женщина. Моя сестра – прямое подтверждение этих золотых слов!

– Намедни я произнес почти то же самое, что и ваш Конфуций! – брякнул притворщик, потерев обросший подбородок. Он с почтением поклонился в пояс, брякнув «благодарствуйте!» и отправился к своей «душеприказчице» ни с чем, злясь на недоверчивого «брата» Цыпы. Дверь захлопнулась, и хозяин скромной провинциальной усадьбы некоторое время стоял неподвижно, мысленно представляя, как казнит сестру-попрошайку, которая, несмотря на запрет, вновь стучалась в запертые двери.

– Кто там, Ванюша? – донесся сверху ослабший голос Натальи Петровны. Супруга Ивана Феклистовича уже который день не вставала с постели, по необъяснимым докторами причинам. Ее мучил озноб, сопровождаемый приступами непонятно откуда берущейся ярости. Злилась она и при виде своего мужа, при этом лицо ее становилось белым, губы синими, а глаза краснели. «Сущая ведьма!» – испуганно думал бледнеющий муж, подозревая, что в Наталью Петровну вселился дьявол. Мужчину пугали эти изменения, и он старался не заходить в ее спальню в моменты обострения «нервической хвори», как прозвал эти припадки местный доктор.

– Это посыльный… от нашей мятежной Анны! – робко произнес Иван Феклистович, не желая обманывать мученицу-жену.

– От Анны? Твоя сестра вернулась в Новгородскую губернию? – в голосе Натальи Петровны слышалась радость и надежда. – И что же? Навестит она нас? Я хочу с ней, наконец, познакомиться, увидеть ее воочию!

Мужчина прокашлялся и нерешительно заявил, что не стал приглашать ее в дом, а причина этому – последний ее визит, в который она похитила родительское столовое серебро и бежала на заре, даже не попрощавшись.

– И эта мерзавка снова клянчит денег! Анна уже не раз брала у меня в долг, но не потрудилась вернуть хоть сколько-нибудь! – в голосе Ивана Феклистовича звучала обида. Он скуксился, словно ребенок, и бережно погладил себя по груди, будто утешая. Было слышно, как распахнулась дверь, и через мгновение на верхней части лестницы появилась Наталья, глаза ее блестели, на лице блуждала недобрая улыбка.

– Ты же знаешь! – выдавила она, подавляя одышку.

– Да… Анна тебя развлекала своими письмами… Но, право дело, душа моя… я не видел ее много лет! К стыду своему… если пойдет она, скажем, в толпе на вокзале и не узнаю вовсе! Чужие мы люди стали!

Иван Феклистович умоляюще взирал на свою вторую половину, стоявшую на лестнице второго этажа, чувствуя себя крошечным, как вошь. Помимо «главенствующего» положения ощущение ничтожности в него вселял холодный взор Натальи Петровны, в котором искрилось презрение. Однако трепещущий мужчина надеялся, что желание жены встретиться с порочной Анной – всего лишь временная блажь, прихоть, затмение. Он не желал, чтобы добропорядочную атмосферу его жилища осквернило присутствие вульгарной особы.

– У меня не так много радостей в жизни, Иван. Я погребена в этом доме и чувствую себя узницей, – упрямо отчеканила Наталья Петровна. – Я смирилась с тем, что мы нигде не бываем, кроме как в доме твоей старшей сестры Елизаветы Феклистовны, она смотрит на меня с таким отвращением, словно я простолюдинка…

– Дорогая моя, ты слишком…

– Я не договорила! Да, мои родители были разорены, но наш род был прославлен еще при Петре Великом! Хотя это, конечно, не важно! Дворянство, а точнее то, что от него осталось нынче, – прогнившая прослойка общества… Словом, твоя сестра Анна – единственный человек, с которым, как мне кажется, я смогу говорить по душам! Так неужели я не стою того, чтобы эта дама оказала мне честь и приехала в мой дом, как к своей родственнице, которую она даже ни разу не видела, – отчеканила Наталья Петровна, вытирая пот со лба, после чего добавила, усиливая громкость: – Я ей родственница, и не пытайся со мной спорить!