Цыганский барон - [19]

Она не видела Родерика с того самого утра, когда они добрались до Парижа. У нее сохранилось смутное воспомина-ние о последнем разговоре с ним. Она опасалась, что коньяк на пустой желудок, крайнее переутомление и боль заставили ее наговорить лишнего. Но она не могла точно вспомнить, что именно успела ему наговорить — это была уже настоящая потеря памяти. Впрочем, вряд ли Мара проболталась о чем-то действительно важном, иначе ее бы здесь уже не было. А с другой стороны, почему ее оставили? Значит, она все-таки сказала что-то не то. Принц заподозрил, что потеря памяти у нее притворная.

Мара не раз спрашивала себя: уж не нарочно ли принц напоил ее допьяна? Она считала, что он вполне на такое способен. О, он, конечно, не стал бы прибегать к подобной тактике, чтобы уложить женщину с собой в постель — мужчине с его титулом и внешностью подобные уловки были просто не нужны. Но в нем чувствовалась безжалостность, он не стал бы церемониться в выборе средств, если бы захотел узнать что-то для себя важное. При мысли об этом Мара особенно остро ощущала свою уязвимость.

Впрочем, были у Родерика и более традиционные способы сбора нужных сведений. За несколько коротких часов с того момента, как Мара поднялась и вышла из комнаты, ей пришлось наблюдать, как через посольство Рутении течет беспрерывный поток визитеров, желающих видеть принца. Сюда приходили важные, напыщенные мужчины, видимо, государственные деятели и финансисты, закутанные в меха дамы, волочившие за собой шелковые шлейфы и распространявшие вокруг ароматы дорогих духов. В этих посетителях не было ничего необычного, их принимали в парадной гостиной, выходившей окнами на главные ворота. Но приходили и другие: писатели с пальцами в чернильных пятнах, художники в романтических широких блузах с бантами вместо галстуков, мусорщики, торговцы рыбой, кучера наемных кабриолетов, официанты в черных фраках, белошвейки в дешевых серых платьицах, благодаря которым они получили свое имя — гризетки[5]. Зачем понадобились Родерику все эти люди? Очевидно, с их помощью он пытался разгадать загадку, которую она собой представляла.

А может быть, она придает слишком большое значение своей персоне? — спросила себя Мара. Вряд ли такой человек, как принц, станет задействовать подобные силы, чтобы всего лишь установить личность женщины. Поверить, что ей удалось его очаровать, значило бы самой поддаться обольщению. Она всего лишь пробудила его любопытство, не более того. Если и было минутное влечение, оно не переросло в пылкую страсть. Его мгновенно заглушили раздражение и досада.

Она отнюдь не была уверена, что такая страсть ей нужна. Ей было велено убедить Родерика взять ее с собой в Париж и обосноваться в его доме. Предполагалось, что ей придется разделить с ним постель, чтобы добиться этой цели. Не пришлось. Ей не объяснили, в чем смысл ее пребывания в доме Родерика, сказали только, что она послужит орудием для вовлечения принца в некую интригу, которую задумал де Ланде. Не исключено, что ей удастся добиться желаемого, не становясь ничьей любовницей.

Имеет ли это значение? Несмотря на всю свою избалованность, Мара трезво смотрела на жизнь. Она была не так глупа, чтобы верить, что ей удастся выйти незапятнанной из этой авантюры. Правда, ее не слишком хорошо знали в Париже, но все же с некоторыми людьми она успела познакомиться, и они ее обязательно узнают при новой встрече. Рано или поздно, если она будет оставаться с принцем Родериком, кто-нибудь ее увидит и сделает неизбежный вывод.

Возможно, это случится не раньше, чем она выполнит то, что от нее требуется: ради бабушки она молила бога, чтобы так и было. Но если ее молитва не будет услышана, если люди узнают, что она в Париже, а не в деревне с бабушкой, как полагала их кузина, разразится грандиозный скандал. Париж, несмотря на весь свой столичный лоск, был в каких-то вопросах весьма провинциален. Видимость приличий полагалось соблюдать во что бы то ни стало. Кое-кто возмущался этими буржуазными предрассудками, появившимися в обществе с расцветом третьего сословия после революции, но протесты никакого действия не возымели: строгость нравов возрастала год от года. Женщине, дорожащей своим добрым именем, не полагалось жить под одной крышей с мужчиной, тем более с таким, как принц Родерик.

Как только новость просочится в Париж, она незамедлительно станет известной и в Новом Орлеане. Что подумает и что предпримет после этого ее отец, Мара даже вообразить не могла, да и не хотела, как не хотела думать о том, что с ней станется, где и как она будет жить по завершении своей миссии. Сейчас она думала лишь о том, чтобы спасти бабушку, — только это и имело для нее значение.

Мара пересекала главную галерею над южной частью здания после осмотра парадных комнат, когда до нее донесся собачий лай. Она была уверена, что это Демон, хотя лай звучал откуда-то издалека. Сначала она подумала, что пес может находиться в апартаментах Родерика. В эту часть дома она еще не заходила, хотя знала, что в том же крыле, над восточным двором, размещается гвардия, за исключением спальни Труди, расположенной ближе к ее собственной. Наверняка пес старается держаться поближе к Этторе, своему хозяину, а граф, в свою очередь, наверняка проводит время вместе с остальными мужчинами-гвардейцами.