Цыганские глаза - [35]

– Садись.

Девушка робко повиновалась, аккуратно расправив юбки, но, словно упрямый ребенок, села не так близко к Лукасу, как ему хотелось.

Он смотрел прямо перед собой, погруженный в раздумья. Пруденс взглянула на его красивое лицо, позолоченное лучом солнца. Узкое и тонко очерченное, оно казалось почти таким же смуглым, как лицо Соломона. Девушка была очарована его взглядом, лишенным обычной насмешливости. Выражение его глаз было тоскливым, словно он пережил какое-то страшное потрясение, и пришел в этот родной, тихий уголок в поисках исцеления. Пруденс никогда не видела его таким. Отбросив ироничную надменность и самоуверенность, он казался до странности уязвимым.

– О чем вы думаете? – тихо спросила она, лениво пощипывая пальцами траву.

– О Стамбуле, – признался Лукас. – О золотых и белых куполах и бескрайней морской синеве за Золотым Рогом.

– О! – удивленно воскликнула Пруденс, не ожидавшая подобного ответа. – Может, расскажете мне?

– Если хочешь. Впервые увидев этот город с Босфора, я был поражен. Зрелище было необыкновенное. Семь его холмов волнами встали на фоне неба, а купола и минареты тонули в туманной дымке, словно мираж в пустыне.

Пруденс с любопытством взглянула на Лукаса.

– Зачем вы поехали на восток? – спросила она, сгорая от желания узнать о его прошлом.

Лукас легкомысленно пожал плечами, не желая посвящать Пруденс во все события последних пяти лет своей жизни, но кое-что решил все-таки рассказать.

– За удовольствиями… за приключениями. Меня манила красота востока, и я намеревался отправиться в Индию.

– И вы были разочарованы?

– Разочарован? Нет. Увидев Стамбул впервые, невозможно не восхититься.

Пруденс вздрогнула: полученные из книг сведения о загадочном востоке внушали ей ужас.

– Вы хотите сказать, что он не погряз в разврате и варварстве, что турки вовсе не кровожадные дикари, обращающие в рабство всех, кто попадается им на пути?

– Некоторые да. Жизнь в Оттоманской империи часто бывает жестокой. Это мужской мир, хотя влияние матери султана или бабушки, как у нынешнего султана, который при первой нашей встрече был семнадцатилетним юношей, поистине безгранично.

– Сколько вы там прожили?

– Почти три года.

– Боже… наверное, вам понравилось.

– Да. Я жил во дворце, – поведал Лукас с улыбкой.

Впечатленная его признанием, Пруденс удивленно моргнула.

– И чем же вы заслужили столь высокое положение?

– Султан отблагодарил меня за спасение его жизни.

Девушка была очарована, словно ребенок, слушающий волшебную сказку.

– О! Как?

– Я находился на судне, которое столкнулось в водах Босфора с баркой султана Мехмеда. В суматохе он и несколько его приближенных попадали за борт. Я всего лишь нырнул следом и вытащил его. Я не видел в своем поступке никакой особой доблести, но султан был благодарен и щедро наградил меня. Его величество почтил меня своей дружбой и предоставил мне свободу в пределах своего дворца.

Неожиданно Пруденс осенило.

– Что же вы делали на судне, идущем в Стамбул, если намеревались отправиться в Индию? Я изучала географию, и, по-моему, вы сбились с курса.

Лукас неожиданно смутился и отвел взгляд.

Пруденс широко раскрыла глаза и буквально подскочила на месте.

– Лукас! Ты был рабом? – Девушка была так захвачена его рассказом, что и не заметила, как впервые назвала его по имени.

Когда он наконец встретился с ней взглядом, его улыбка была почти застенчивой.

– Это правда. Я был рабом. Меня захватили и продали турецкому паше в Алжире. Он отвез меня в Стамбул. – В его глазах появился плутовской блеск. – Итак… что ты теперь думаешь обо мне? Не самая подходящая роль для героя. Я предпочитаю не распространяться об этом. При всей своей репутации храбреца, покрывшего себя славой на полях сражений, я не смогу посмотреть в глаза своим друзьям, если эта история выйдет наружу.

– Да уж, наверняка не сможешь. – Пруденс улыбнулась, почувствовав его настроение. – Но ты не виноват, что тебя захватили, и это приключение стоит того, чтобы о нем рассказывать.

– Иногда все это кажется мне сном.

– Когда ты спас султана, турецкий паша подарил тебя ему?

– Да. Он считал честью преподнести султану подобный подарок, но мне это честью не казалось. А что касается здешних представлений о рабстве, мое положение было вовсе не таким ужасным, как у рабов на западе.

– Но, наверное, это слишком унизительно для воина.

– Я некоторое время служил в турецкой армии, вместе с другими наемниками-христианами. К тому же, я стал одним из фаворитов султана. Он был молод и слишком одинок.

– Он считал тебя своим другом?

– Думаю, да.

– Тогда почему он не отпустил тебя на свободу?

– Зачем? Ему это было не к чему. Он был благодарен мне за спасение жизни, но, кроме того, он был эгоистичен. Он называл меня своим гостем, а не рабом, но я знал, что так просто он меня не отпустит. Он многое мне дал: дворец, в котором я жил, слуг и несметное количество драгоценностей. Я ни от чего не отказывался и по западным меркам стал очень богатым человеком. Большую часть своего состояния я вывез на запад из Стамбула. При этом я все время опасался за свою жизнь. Я знал, что моя судьба полностью зависит от расположения султана. Времени было мало. Рано или поздно какой-нибудь завистливый паша подсыпал бы мне яду, или меня придушили бы шелковым шнурком, или вонзили кинжал в спину.