Цветы осени - [39]
Я бы не хотела оказаться в постели с этим Серджо. Нужно сохранить загадочность. Я всегда предпочитала бутоны цветам…
Выйдя на улицу, Жюльетта внезапно осознает, что ушла из дома больше трех часов назад. Ей потребовалось сто восемьдесят минут на то, чтобы посетить Галерею Академии и увидеть свое новое отражение во взгляде незнакомца. Она улыбается, пересекая легкими шагами мост Академии. Держится прямо и уверенно, слава богу, ноги пока ее не подводят. Она ненадолго задерживается у парапета, смотрит на канал, на крошечных человечков в vaporetti, уносимых прочь мутным потоком жизни, который способна остановить только Жюльетта. Солнце ласкает ее затылок, и она вздрагивает от удовольствия. Ей нет дела ни до Серджо, ни до Пьера, ни до Луи, ни до всех остальных мужчин, вместе взятых. Она использовала их, чтобы стать собой, единой, неделимой и лучезарной в наконец-то обретенной цельности.
Пьер и Серджо помогли ей острее осознать собственную значимость, теперь ей будет легче прожить оставшиеся годы. Они взорвали кокон инфантильности, в котором Луи много лет держал Жюльетту. Прохожие улыбаются этой слишком хорошо одетой женщине, которая, полуприкрыв глаза, жадно вдыхает отдающий затхлостью запах воды. Она напоминает фигуру, украшающую нос корабля, и словно бы стоит на этом мосту с незапамятных времен. Она составляет единое целое с Венецией, она растворяется в Светлейшей, как сладострастная любовница. К черту мужчин с их примитивными желаниями! Не подчиняться — значит еще и противостоять могущественному зову плоти, их плоти, и прислушиваться к собственным желаниям, — их так долго душили, что они почти лишились голоса.
Я теперь всего лишь половинка. С этим покончено. Я больше ничего не боюсь, даже себя.
Жюльетта оборачивается, успев забыть о Серджо. Впрочем, тот уже испарился.
Глава 10
Жюльетта чувствует себя бедной сироткой, глазеющей на витрину кондитерской. Нет ничего более хрупкого, чем это стекло, отгораживающее протянутую руку от дивных лакомств. Нет ничего более непреодолимого, чем это невидимое препятствие. Лучше ослепнуть, чтобы не знать, чего лишаешься. Вот она, свобода, там, за окном. Она знает, потому что вкусила этой свободы. Воспоминание о ней и сладостно, и мучительно. Она призывает его к себе, как ребенок расковыривает болячку.
Джульетта суетится с утра до вечера, врач приходит каждый день. Ничего не прописывает. Не лечит. Констатирует.
Жюльетта сидит на краю кровати и смотрит, как угасает ее внучка, как вместе с ее тяжелым дыханием уносятся прочь осколки венецианской мечты. Первые разы стали последними, Жюльетта с самого начала была к этому готова. Она поняла и приняла правила игры. Лучше прожить нечто, что плохо закончится, чем не жить вовсе.
Жюльетта не плачет. Она ждет. Даже раздражается на эту жизнь без надежды, длящую их страдания. Закрытые глаза, белые губы… от Анны осталась пустая оболочка. Так пусть уж скорее конец, раз финал предопределен.
Я баюкала свою внучку на руках, кормила, любила, а теперь тороплю ее смерть. То время, что я провожу рядом с ней, дни, украденные у моей собственной жизни, никто не восполнит. И все-таки я остаюсь. Не ради Анны — она меня больше не видит и плывет по водам иного мира. И даже не ради внешних приличий — я плевать хотела на бессмысленно суетящуюся Джульетту, а Пьер не имеет права судить меня. Я остаюсь, потому что уже пустилась в обратный путь.
Пришлось предупредить Бабетту и Бернара. Пьер очень настаивал, чтобы Жюльетта им позвонила. Хотя она не видела в этом никакого смысла.
Они не позволили Анне жить с ними. А уж умереть…
Но Пьер заявил, что есть вещи, которые положено делать, и точка. Да уж, он точно отпрыск покойной несгибаемой госпожи Леблон.
А еще он посоветовал ей переодеться. В темно-синий костюм — он будет уместнее красной джелабы.
— Уместнее? — удивилась она.
— Ну, скажем так… он больше соответствует обстоятельствам.
Пьер — спец по нюансам. И вот Жюльетта сидит, затянутая в свой «соответствующий обстоятельствам» костюм, и терпеливо ждет, когда заявятся дочь и зять и все испортят. Смерть было бы гораздо легче принять, если бы люди не окружали ее гнусными условностями.
После смерти моего брата мама ходит на цыпочках, и не раздвигает штор. Она хранит молчание — и мы вместе с ней. Мама, которая никогда не была ни кокеткой, ни транжирой, купила полный траурный набор скорбящей матери. Только черное — чтобы подчеркнуть белизну напудренного лица. Раньше она вообще не красилась. Она научилась отвечать на соболезнования и даже заказала специальную бумагу для ответных писем. Ее голос превратился в угасающий шепот, но и он звучит все реже. Теперь она — живое олицетворение скорби, но так ли уж велики ее муки? Я знаю, что могу показаться жестокой, подозревая, что мать не оплакивает собственного сына. Но моя мамочка так увлечена исполнением роли безутешной страдалицы, что я спрашиваю себя: когда она находит время остановиться и подумать о сыне? Кстати, она никогда о нем не говорит. Сняла со стены в гостиной фотографию Мишеля, висевшую рядом с моей. Теперь я осталась одна в золоченой рамке рядом с темным пятном на выцветших обоях. Отныне я — единственный ребенок, средоточие всех родительских надежд. Так, во всяком случае, меня воспринимают, но я не хочу подстраиваться под образ, созданный другими. Я не похороню себя заживо из-за того, что моего брата не стало.
М.: Фантом Пресс: Эксмо, 2008. – 224 с. (Серия «Легкие книги»)ISBN: 978-5-86471-455-3Переводчик: Александра ВасильковаОригинал: Arièle Butaux “Morue!”, 2006OCR – vanillaSpell-Check – natasha-shubinahttp://lady.webnice.ru/«Козлы!» – восклицали Элиза, Флоранс и Каролина, героини Ариэль Бюто. «Ну и штучки!» – отвечает им прекрасный принц, чей белый конь порядком притомился. Чем была бы любовь без ласковых словечек, чем была бы любовь, если бы мы не называли друг друга разными птичками, рыбками… да пусть и ругательствами?«Штучки!» – новая книга Ариэль Бюто, это продолжение романа в новеллах «Козлы!».
В новом романе Ариэль Бюто японская лаконичность переплетается с французским шармом. Он похож на японскую мелодию, тихо плывущую над крышами Парижа, — тайна, грусть и нежность…Музыкальный мир потрясен: воскресным утром в одной из гостиниц Венеции найдены мертвыми Эрик и Хисако, знаменитые пианисты, которые только что с триумфом завершили большой концертный тур. Все указывает на самоубийство, но в чем причина? Француз и японка познакомились еще в консерватории, где им пророчили большое будущее. Их соединили любовь и музыка — счастливая пара в жизни, блестящий дуэт на сцене.
Удивительно, как часто грубая оболочка может скрывать нежную сердцевину. Книга «Козлы!» — как раз тот самый случай. Кого-то название напугает, кого-то привлечет, но и те и другие будут приятно удивлены, начав читать эту тонкую и полную французского юмора книгу. Молодая и талантливая писательница Ариэль Бюто с симпатией, сочувствием и иронией раскрывает тайны личной жизни трех неразлучных подруг. Каролина обожает с головой кидаться в безрассудные романы и слегка помешана на страшненькой мебели из ИКЕА. Флоранс очаровательна и молода, но уже разведена.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.